Офицерский крест - [27]

– Да-да, я видел его расчеты еще в Генштабе, – отозвался Гаевский, – там высота перехвата цели нашей новой ракетой закладывалась внушительная. В два раза больше американской… А то и в…

Кружинер добавил:

– А то и три! При модернизации двигателя, при новом топливе. Да и вообще – при новой конструкции… Гребнев же после двух неудачных пусков нажал на тормоз и откатил задуманные параметры «карандаша» вниз! Как говорится, здравствуй тетя, новый год, поцелуй меня кирпич! А вы уже поняли, в чем принципиальная разница в подходах к созданию новой ракеты у Гребнева и Журбея? Так я вам скажу. Слушайте сюда. Гребнев боится рисковать. Он идет к цели осторожными мелкими шажками… А в нашем деле пословица «Тише едешь – дальше будешь» не работает.

После этих слов Кружинер замолчал, осторожно посмотрел на дверь лаборатории, на офицеров, и тихим голосом продолжил:

– А чем больше испытательных пусков, тем больше они требуют денег… Тем больше возможностей для чего? Для того, чтобы… пилить их. И наш Померанцев при той же кормушке. А Журбей… Журбей – это честный рэволюционэр! У него советская совесть! Хотя в Одессе говорят, что если вы имеете совесть, то вас имеют те, кто ее не имеет… А вот и Гребнев, и Померанцев наш – люди гуманные. Их совесть не мучает…

Сказав это, старик ехидно хихикнул.

* * *

После того разговора в лаборатории Гаевский решил напроситься на прием к бывшему генеральному конструктору.

Журбей встретил Артема Павловича настороженно. Умные глаза его поначалу недоверчиво изучали и физиономию полковника, и принесенную им распечатку данных. Он и раз, и два, и три перечитал листы, затем, хмуро взглянув на Гаевского, закурил, взял красный фломастер и стал что-то отмечать. А левая его рука, с дымящей сигаретой, висела над пепельницей, – Журбей так увлекся чтением распечатки, что не заметил, как седая клякса пепла упала на покрытый стеклом стол и рассыпалась.

– Так-так-так, угу, угу, угу, – приговаривал он, оставляя на листах красные восклицательные и вопросительные знаки. А потом вдруг воскликнул гневно: – Твою мать! Я так и знал! Я так и знал!

Гаевский аж вздрогнул от этого крика. И смотрел на Журбея с недоумением, не догадывался он, чем вызвано возмущение Игоря Романовича. Журбей отшвырнул бумаги, нервно бросил очки на стол, погасил сигарету, потер морщинистый лоб, встал из-за стола и, заложив руки за спину, нервно прошелся туда-сюда по кабинету. Остановился, пристально посмотрел на Гаевского и сказал негромко:

– Значит так, товарищ полковник… Извините, как вас по батюшке?

– Артем Палыч…

– Да-да, Артем Павлович. Так вот. Данные, которые вы добыли, они бесценны… Они говорят нам о том, что американцы слямзили у нас идею кинетической ракеты, над которой мы начали тут работу еще в середине 90-х! Да не только идею! Они явно и все наши разработки скопировали. Вот тут, тут, тут, – Журбей тыкал в распечатки, – все алгоритмы наши…

Журбей снова закурил и плюхнулся в кресло:

– С этой своей новой противоракетой они уже очень высоко замахнулись. Очччень высоко! И нам надо спешить и со своим «карандашом». Более того, – над новой, над новой ракетой думать. Как говорил мой учитель академик Расплетин Александр Андреич, в нашем деле мы можем позволить американцам любое место… кроме первого!

– Игорь Романович, – осторожно откликнулся Гаевский, – не мне вам рассказывать, что то, чего хотят добиться американцы от этой своей противоракеты, и то, что они реально могут, это… Это, как говорит наш Кружинер, две большие разницы.

Журбей улыбнулся и сказал задумчиво:

– Большая разница… Большая разница… Одна дает, другая дразнится… Да, американское хвастовство частенько опережает реальное положение дел. Да, амбиции американских конструкторов порой намного превосходят реальные технические возможности их детища. Но согласитесь, что в нашем деле без амбиций нельзя. Если мы не ставим перед собой цель забраться за черту невероятного, то будем топтаться на месте и уступать конкурентам.

Журбей опять теми же кругами стал расхаживать по кабинету. Затем остановился и так же пристально, словно прицеливаясь, посмотрел на Гаевского. И в его взгляде Артем Павлович заметил какое-то сомнение, он словно хотел сказать что-то важное, но не решался.

– Я знаете, о чем часто думаю, – негромким тоном продолжил Журбей, – я думаю о том, что люди, взявшиеся за дальнейшую разработку нашего «карандаша», слепо верят законам физики. Вот случился с нашей противоракетой облом и раз, и два… И они отступили. Дали задний ход. Отошли, как говорится, на ранее занятые рубежи. Мол, законы физики не обманешь. А наша задача как раз и заключалась в том, чтобы, чтобы, чтобы… Чтобы перехитрить, если хотите, эти самые законы физики! Да, да, да! Вот в чем наши амбиции. Иначе никакого прорыва не будет. Если бы у Королева не было дерзких амбиций, мы бы никогда не были первыми в космосе.

В конце того разговора Журбей посоветовал Гаевскому написать докладную записку на имя начальника института Померанцева и гендиректора концерна Гребнева о результатах съемки данных с бортового блока управления американской противоракеты. И пригласил Артема Павловича на заседание экспертного совета.