Офицерский корпус Добровольческой армии: Социальный состав, мировоззрение 1917-1920 гг. - [39]
В силу отсутствия в материалах Пешни точных цифр и подсчетов, говорящего об их достаточной приблизительности, необходимо проследить динамику колебания численности офицеров военного времени и кадровых на примерах конкретных подразделений. Обращаясь к обрывочным, но обширным приказам по отдельным частям, видим, как на долю кадровых офицеров среди пополнений 1918 г. приходилось 6,2 % у дроздовцев в августе-сентябре, 10,1 % у марковцев в июне-сентябре и 10,7 % у алексеевцев в августе-декабре. (См. приложение 2, таблицы 9-11) Своеобразным внутренним источником офицерских пополнений становилось производство нижних чинов, вероятно, первопоходников. Например, за сентябрь-декабрь 1918 г. в Марковском, 2-м Офицерском, 2-м Офицерском Конном (будущие Дроздовские) и 1-м Офицерском Конном (затем Алексеевский) полках прапорщиками стали 107 человек, в том числе 43 из юнкеров, 2 из кадет, 37 из вольноопределяющихся и 25 из простых добровольцев.[434] Тем самым преобладание офицеров военного времени еще больше усиливалось.
В 1918–1919 гг. ситуация складывалась следующим образом. Обер-офицеры, преимущественно не старше подпоручика, у марковцев составили 95,8 %-9б,2 %, у корниловцев — 81,0 %, у дроздовцев — 98,7 %, у алексеевцев — 88,4 %, а в среднем — 94,1 %. Очень содержательные архивные материалы пополнений 1-го Марковского полка за июль-август 1919 г. позволяют сделать вывод о доле офицеров военного времени в 98,0 %, сходны с результатами анализа прежнего состава и допускают произведение экстраполяции на прочие подразделения Добровольческой армии. (См. приложение 2, таблицы 8-11) То есть массовые пополнения 1919 г. существенно не изменили соотношение, продолжив тенденцию на сокращение количества кадровых офицеров, свидетельствуя об устойчивости социально-служебной базы добровольцев.
Во избежание критики за внимание только именным частям (причина чего уже указывалась) и для более полного и объективного представления о соотношении кадрового и офицерства военного времени, обратимся к немногочисленным офицерам полков регулярной кавалерии. Сведения о них в обобщенном виде указывают на 34,0 % кадровых; схожую картину видим и на примере офицеров сводно-гренадерских частей — 36,6 %, а в общем — 34,2 %. (См. приложение 2, таблица 13) Это выше показателей стародобровольческих полков, что объясняется меньшим уровнем потерь в 1914–1917 гг. по сравнению с пехотой, выходцами из которой были почти все «цветные». Впрочем, и возрождавшиеся пехотные части отличались наличием большого числа кадровых офицеров, как видно на примере ячейки 42-й пехотной дивизии: среди 93 офицеров 165-го Луцкого, 166-го Ровненского, 167-го Острожского, 168-го Миргородского пехотных полков и 42-й артиллерийской бригады кадровыми были 47,[435] или 50,5 %. Их высокая активность при возрождении старых частей, вполне естественно, была гораздо понятнее, чем у офицеров военного времени. Вычисление среднего количества кадровых чинов с учетом и именных, и ячеек регулярных частей произвести можно — 11,2 % — но ввиду подавляющего численного превосходства офицеров первых над вторыми результат следует признать заведомо завышенным и принимать только в роли максимума, а не объективного для всей армии.
Наконец, в 1920 г. удельный вес офицеров военного времени был равен 93,3 % по армии. Точнее всего вновь оказываются подсчеты по отдельным частям: в Марковской артиллерийской бригаде — 94,7 %, во 2-м Корниловском полку — 95,1 %, в Алексеевской бригаде — 84,9 %, а в сводных полках Марковской дивизии в Галлиполи — 93,6 %, Дроздовской дивизии — 96,6 %, Корниловской дивизии 89,3 %. (См. приложение 2, таблицы 8-11) Как видим, переформирование ВСЮР в Русскую армию также не затронуло в этом смысле Добровольческой армии, основа которой сохранилась в 1-м армейском корпусе (в декабре 1919 г. — апреле 1920 г. именовался Добровольческим).
Подчеркнем: к этому времени штаб-офицерский чин уже не был исключительной принадлежностью кадрового военного. Только чин полковника, и то не всегда, позволял предположить, что его обладатель получил офицерские погоны в мирное время. И если у марковцев примеров обратного нет,[436] то корниловские офицеры военного времени в 1920 г. нередко оказывались полковниками. Так, М. Н. Дашкевич и М. Н. Левитов осенью 1919 г. были только поручиками, а к осени следующего года — уже полковниками, а артиллерист полковник Д. А. Смогоржевский вышел из вольноопределяющихся, то есть тоже не принадлежал к кадровым.[437] Аналогичны примеры дроздовцев Е. Б. Петерса и Туркула, причем у второго фактически не было военного образования, так как он стал в 1915 г. офицером сразу из солдат, минуя военное училище.[438]
Продвижение в чинах происходило довольно своеобразно. Прежде всего, в Добровольческой армии возникла практика, которую условно можно назвать «всеобщим производством». В сентябре 1919 г. приказом Деникина все прапорщики были переименованы в подпоручики, с упразднением чина прапорщика; других чинов производство не затронуло.
«Белое движение» – самая полная книга о людях, бросивших вызов всему миру. Беспристрастная хроника незапятнанной борьбы, обреченной на провал.На страницах книги слова Деникина и Краснова, Алексеева и Унгерна, Балаховича и Гайде и многих других – тех, кто сражался под их началом, кто был свидетелем их дел, кто запечатлел их для нас и для истории.
В книге финского историка А. Юнтунена в деталях представлена история одной из самых мощных морских крепостей Европы. Построенная в середине XVIII в. шведами как «Шведская крепость» (Свеаборг) на островах Финского залива, крепость изначально являлась и фортификационным сооружением, и базой шведского флота. В результате Русско-шведской войны 1808–1809 гг. Свеаборг перешел к Российской империи. С тех пор и до начала 1918 г. забота о развитии крепости, ее боеспособности и стратегическом предназначении была одной из важнейших задач России.
Одними из первых гибридных войн современности стали войны 1991–1995 гг. в бывшей Югославии. Книга Милисава Секулича посвящена анализу военных и политических причин трагедии Сербской Краины и изгнания ее населения в 1995 г. Основное внимание автора уделено выявлению и разбору ошибок в военном строительстве, управлении войсками и при ведении боевых действий, совершенных в ходе конфликта как руководством самой непризнанной республики, так и лидерами помогавших ей Сербии и Югославии.Исследование предназначено интересующимся как новейшей историей Балкан, так и современными гибридными войнами.
Дмитрий Алексеевич Мачинский (1937–2012) — видный отечественный историк и археолог, многолетний сотрудник Эрмитажа, проникновенный толкователь русской истории и литературы. Вся его многогранная деятельность ученого подчинялась главной задаче — исследованию исторического контекста вычленения славянской общности, особенностей формирования этносоциума «русь» и процессов, приведших к образованию первого Русского государства. Полем его исследования были все наиболее яркие явления предыстории России, от майкопской культуры и памятников Хакасско-Минусинской котловины (IV–III тыс.
Книга представляет собой исследование англо-афганских и русско-афганских отношений в конце XIX в. по афганскому источнику «Сирадж ат-таварих» – труду официального историографа Файз Мухаммада Катиба, написанному по распоряжению Хабибуллахана, эмира Афганистана в 1901–1919 гг. К исследованию привлекаются другие многочисленные исторические источники на русском, английском, французском и персидском языках. Книга адресована исследователям, научным и практическим работникам, занимающимся проблемами политических и культурных связей Афганистана с Англией и Россией в Новое время.
Что произошло в Париже в ночь с 23 на 24 августа 1572 г.? Каждая эпоха отвечает на этот вопрос по-своему. Насколько сейчас нас могут устроить ответы, предложенные Дюма или Мериме? В книге представлены мнения ведущих отечественных и зарубежных специалистов, среди которых есть как сторонники применения достижений исторической антропологии, микроистории, психоанализа, так и историки, чьи исследования остаются в рамках традиционных методологий. Одни видят в Варфоломеевской ночи результат сложной политической интриги, другие — мощный социальный конфликт, третьи — столкновение идей, мифов и политических метафор.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.