Офицерский корпус Добровольческой армии: Социальный состав, мировоззрение 1917-1920 гг. - [38]
Достаточно стереотипным до сих пор было утверждение о сокращении офицерских контингентов к 1920 г., хотя и не содержало ни единой конкретной цифры отдельно по Добровольческой армии. Между тем арматурные списки мелких подразделений — полковой пулеметной команды 1-го Марковского полка[421] и 3-й пулеметной команды 3-го Корниловского полка[422] — некоторым образом подтверждают это, так офицеры в них составляют 21,5 % и 24,1 % соответственно. В то же время сведения по более крупным частям в источниках отсутствуют, что не позволяет говорить об окончательности полученных цифр. Казалось бы, доказательство присутствует и в высказывании Врангеля о том, что «на десять солдат надо одного офицера».[423]Подсчеты генерала А. С. Лукомского, крайне приблизительные, как видно даже из «округлости» приводимых им цифр, указывают, правда, на 50 тыс. офицеров и 270 тыс. солдат на довольствии, в том числе на фронте 19 тыс. офицеров и 152 тыс. нижних чинов, среди которых строевых 6 тыс. и 52 тыс. соответственно.[424] Но эти показатели относятся ко всем остаткам ВСЮР, «размывая» в них более офицерскую по своей сути Добровольческую армию.
Но обратимся к спискам личного состава «коренных» добровольческих частей, относящимся к осени 1920 г. и началу эмиграции. Алфавит сводного Дроздовского полка содержит 343 нижних чина, 43 чиновника, 4 генерала (производства Гражданской войны) и 724 офицера,[425] на долю которых приходится 65,0 %. Во 2-м Корниловском полку из 410 состоявших налицо 246,[426] или 60,0 %, являлись офицерами. Конечно, можно предположить, что истинное количество солдат было несколько большим (ибо они охотнее оставались в России), а офицеров, следовательно, меньше. Однако очень весомым возражением и одновременно подтверждением наших подсчетов является «Список гг. офицеров Марковской артиллерийской бригады по состоянию на 15 сентября 1920 г.», характеризующий как раз доэмигрантский период. В нем фигурирует 247 человек, причем в батареях зафиксировано от 24 до 42 офицеров в каждой.[427] Это значительно превышает штатную численность офицеров в батареях нормального «солдатского» состава.
Таким образом, доля строевых офицеров к концу Гражданской войны не сократилась, и они по-прежнему являлись ее количественной и качественной основой. Приведенная же реплика Врангеля отражала только надежды, ибо касалась желательности увеличения как раз солдатских контингентов; иной смысл ошибочен и остается на совести небрежно цитировавшего мемуариста. Возвращаясь к проблеме численности офицеров военного времени, обратимся к данным по отдельным частям. (См. приложение 2, таблица 8) Среди первопоходников в Сводно-Офицерском полку они составили 79,4 %, в том числе 50,7 % прапорщиков, в Корниловском — 73,9 % и 24,5 %, в Партизанском — 72,2 % и 43,1 %; в 1-м Конном дивизионе (затем полку) — 81,1 % и 13,7 %, в Чехословацком батальоне — 84,9 % и 30,2 %, и в прочих частях 58,6 % и 15,8 % соответственно. Чины отряда Дроздовского, не будучи участниками 1 — го Кубанского похода, но, влившись затем в ряды армии и наиболее полно отраженные в источниках, включали в себя 39,7 % одних только прапорщиков при лишь 9,8 % кадровых офицеров. В целом первые добровольцы представлены 18,6 % кадровых и 81,4 % офицеров военного времени, среди которых видное место занимали прапорщики — 36,3 %.
Наибольшее число кадровых приходилось на чинов Генерального Штаба: около 55 % штаб-офицеров, до 28 % генералов и примерно 17 % обер-офицеров.[428] Однако и среди последних (и даже причисленных после ускоренных курсов Академии) преобладали кадровые, порой выпуска 1912 г.[429] Всего же в Добровольческой армии к 1 декабря 1918 г. прибыло только «около 10 % прежнего состава офицеров Генерального Штаба», причем четыре пятых этого количества поступило в период с августа по ноябрь; попутно заметим, что на службе у большевиков их оказалось не меньше трети от общего состава.[430] H. H. Рутыч приводит другую цифру — 594 офицера и генерала,[431] то есть 42,9 % от довоенного числа чинов Генерального Штаба и 47,6 % от выживших к 1918 г., - но она относится к Русской армии Врангеля и включает генштабистов не только Добровольческой армии, а всех ВСЮР. Поэтому выявленные нами данные представляются более адекватными и точными. Следовательно, кадровая прослойка Генерального Штаба, ввиду своей мизерности, легко растворялась в офицерской массе Добровольческой армии и не оказывала сколько-нибудь заметного влияния на специфику ее общего состава.
Упомянутое в предыдущей главе резкое сокращение численности кадрового офицерства к 1917 г. нашло дальнейшее продолжение в Белом добровольчестве. Занимавшийся специальным изучением корниловец генерал-майор M. A. Пешня, считая, что его остаток колебался в пределах 20 %-25 %, указывал: к концу 1918 г. кадровых офицеров в Добровольческую армию «явилось не более 45 % состоящих налицо».[432] А это дает совсем немногим более 1 % от численности довоенного русского офицерства, для пехоты же — и вовсе сотые доли процента. Поэтому добровольцев можно с полным основанием назвать «армией прапорщиков», продолжая образ генерал-лейтенанта В. З. Май-Маевского, именовавшего «войной прапорщиков» Первую Мировую.
