Одуванчик: Воспоминания свободного духа - [82]

Но как долго могло продолжаться такое рок–н–ролльное блаженство?

— После того как я переехала к нему, прошло два месяца и Камни начали собираться в Европейские гастроли, первым городом которых должен был стать Брюссель. У меня ещё сохранился билет до Калифорнии, купленный мною ещё до того, как увидела Эрика в Спикизи и решила его использовать, пока Мика не было дома. Но перед тем как уехать в Брюссель, Мик предложил мне слетать в Париж на выходные и мы остановились у Джонни Холлидея, этого Французского Элвиса, и отлично провели время. В самом деле, всё было так замечательно! Дом Джонни был очарователен, он располагался во французской глубинке и мы часами бродили по лесу, собирая трюфели. Вечерами мы заходили в настоящие деревенские таверны и заказывали себе карпаччо. Вернувшись в Шайен–Уолк, у нас с ним оставалась только одна ночь, и наутро он, на прощание поцеловав меня, уехал на гастроли. Я даже толком не успела проснуться. Я так и осталась лежать в постели, снова провалившись в сон.

Во время короткого, как она сама сначала думала, своего пребывания в Лос–Анжелесе, Катерина стала встречать в газетах фотографии Мика вместе со смуглой, тёмноволосой дамочкой, выглядевшей очень даже по–стоуновски.

— Первое время он звонил мне часто, затем всё реже и реже, а вскоре и вовсе перестал звонить. Я позвонила выяснить, верно ли то, что пишут о нём в газетах. Трубку сняла она: «Алло» и я тут же нажала на рычаг. Я не приняла это близко к сердцу, потому что у нас с ним не было ни ссор, ни трагических расставаний. Не было выяснений отношений. Просто всё кончилось.

Существование Бьянки явно сократило круг общения Мика, потому что и я попала в похожую ситуацию, когда позвонила ему примерно в это же время. К телефону подошла Бьянка и зло так произнесла: «Не вздумайте сюда звонить больше».

Если не считать случайной встречи с Джимми Пейджем, у Катерины не было больше свиданий с музыкантами с 1971 года. К этому времени она столько перевидала рок–н–ролла, что для других этого могло бы хватить на несколько жизней. Она решила раствориться в деревне, забрала Дамиана и провела одна следующие семь лет в Коннектикуте в одиноко стоящем на берегу живописного озера доме.

— У меня был Джимми, у меня был Денни, у меня был Джаксон, но с девятнадцати я уже не вела рок–н–ролльный образ жизни. Я выкурила несколько центнеров травы и торчала на кислоте. И, возможно, уже бы умерла, если бы продолжала в том же духе. Я поселилась в самом сердце нигде, вдали от дорог. Я сделала это ради Дамиана, так как хотела вырастить его здоровым человеком. Меня даже звали в Париж, работать моделью, я не была в состоянии найти подходящую ему няню. Я стала работать моделью Вильгельмины на Манхэттене, только из–за денег. Мне приходилось ездить туда на поезде вместе с сыном.

Поразительно, но Катерина теперь бабушка для шестнадцатилетнего сына Дамиана.

— Мы каждый день перезваниваемся с Дамианом, ему уже тридцать восемь и он часто вспоминает в разговоре со мной своё детство, проведённое среди удивительных людей.

Джими Пейдж пару раз навещал Катерину в её брукфилдском убежище, во время своих лимузиновых прогулок, и в 1973 году, занятая на съёмках в Нью–Йорке мыльной оперы Search for Tomorrow, я нанесла ей визит с одним своим приятелем по съёмкам, ставшим в будущем её мужем.

— Да–да, спасибо тебе, Памела, за то, что погубила мою жизнь, — усмехнулась она. — Я провела шесть лет с Джо, затем пять со Стивеном, моим самым занятным английским мужем.

Сегодня она счастлива, мастерски жонглируя своим квартетом поклонников. Катерина не Катерина, если у неё не будет влюблённых в неё до безумия пары ковбоев, болтающихся на коротком поводке.

Её последняя встреча с гитарным волшебником Цеппелинов произошла лет десять назад. После ужина Джимми потянул за все романтические ниточки и Катерина готова была уже почти сдаться во власть волшебника.

— Спасибо мадам Добродетели, что вовремя меня одёрнула. Он выглядел чужим, но его глаза… они по–прежнему околдовывали меня. Я чуть не потонула в них. Это был точно мой мистер Пейдж. И я подумала, «А почему бы и нет?». Но затем, «Н–н–е-е-т». Он по–прежнему был опасен. Граната, зажатая в руке.

Музыка продолжает вершить жизнь Катерины. Когда бы ни приезжал Эл Грин в город, она в центре, в первых рядах, раскачиваясь в такт музыки в полуобморочном состоянии. Среди семейных фотографий на её рабочем столе есть совсем недавнее фото с Смоки Робинсоном с одного благотворительного вечера, на котором они оба были.

— Я восприимчива ко всем звукам, с самого моего рождения. Моя прапрабабушка была скрипачкой и играла в симфоническом оркестре, мой прадед был концертирующим пианистом; а дед — играл почти со всеми биг–бэндами своего времени и писал музыку в стиле буги–вуги. Я скучаю без звуков гитары или рояля в моём доме. Я теряю смысл жизни, когда вокруг нет музыкальных вибраций. Более того, я была прямо в самом центре, в самой гуще, в самом котле музыкальной революции, которой удалось изменить мир к лучшему.

Catherine James

Dandelion, a Memoir of a Free Spirit

St. Martin's press, New York, 2007