Одуванчик: Воспоминания свободного духа - [69]

Мой адвокат был великолепен, что называется, свой парень, но его преклонные года! Я не была уверена, что он сможет выстоять, что у него достаточный запас прочности. Я уже давно поняла, что С. вёл грязную игру, вплоть до убийства. Входя в зал заседания, увидев все эти чопорные костюмы, меня вдруг посетило

прозрение

С помощью моего упорства я единственная создала весь этот сонм. Все эти незнакомые мне люди поднялись со своих постелей сегодня утром и притащили свои задницы сюда, потому что я вопреки их желанию оказалась жива. И как ни невозможно это представить, собрались здесь по моему желанию!

Первым рассматривался вопрос о независимой экспертизе. Этот юрист не мог ничего вспомнить, у него не было никаких записей или чеков о его воображаемой встрече с моим отцом, он даже не смог опознать его по фотографии среди других, предложенным ему снимков. Он только вспомнил, что это был его день рождения и что его не было в этот момент в городе. Влип. Он только подтвердил, что на документе стояла его подпись, а раз он в глаза не видел моего отца, а это стало очевидно всем, то он оказался на миллиметр от лишения его прав на адвокатскую практику.

— Раз здесь стоит моя подпись, то эта экспертиза сделана мною, — такими словами он окончил свою речь.

Во время его свидетельских показаний я яростно забрасывала моего адвоката записками; я хотела категоричности, ясности, я хотела, чтобы он спросил его напрямик, виделся ли он с моим отцом или нет. Но он только зашипел на меня и прошептал:

— Я знаю, что делаю.

Меня разрывало негодование. С одной стороны этот парень признался, что его не было на тот момент в городе, что он не мог видеть моего отца, но чтобы спасти свою шкуру, вынужден был сказать, что выполнил то, что ему поручили. Темно всё это, грязно. Под его музыку даже танцевать нельзя. Когда этот лицемер освободил свидетельский подиум, я поняла, что у него не осталось даже клыков, чтобы вернуться и укусить меня.

Настал мой час, которого я так долго ждала. Наконец я смогу рассказать свою историю правосудию, и о двуличии тоже рассказать, но ничего даже близко от того, что я себе вообразила, не произошло. Началось всё прилично, но пришло время перекрёстных вопросов, на которые разрешалось отвечать только «да» или «нет», вопросов, которые были искусно подобраны, чтобы выставить меня неблагодарной, бессердечной дочерью. Оказалось, у С. в рукаве был спрятан для меня маленький сюрприз. После папиной смерти эта змея, усердно изучив всю его корреспонденцию, изъяла все письма и открытки, которые я когда–либо посылала отцу. Он взвесил каждое слово, искусно выдвигая на первый план все слова и фразы, которые можно было неправильно истолковать или вырвать из контекста. Из целого письма, написанного мною на двух листах, полного нежности и любви он вырвал фрагменты, вроде: «Прости, что огорчила тебя, что переезжаю в Нью–Йорк». Затем он потребовал, чтобы я сама громко прочла выделенные им места. Я отказалась подставлять себя. Ха! Быть железнодорожным вагоном, перевозящим всё что угодно! Ещё чего! Несмотря на его яростные протесты, я взорвала его засадные орудия, настояв, чтобы прочли моё письмо полностью. Раз его засада провалилась, он попытался дискредитировать меня, выпалив:

— Ваша Честь, не думаю, что её родители были даже женаты!

Какова гадюка! Чуть ли ни вендетта! Даже если мои родители и не были бы официально женаты, разве это позволило бы ему присвоить наследие моей семьи? Нет, даже если бы я этому поспособствовала.

Жена С. была следующей на этом, уже накалившемся месте. Фактически она призналась, что едва знала моего отца. Когда её спросили об её отношении к предпринятой им перемене пола, она воскликнула:

— Это гадкий поступок по отношению к Богу.

Интересно знать, понимала ли она всю ответственность своих свидетельских показаний? Почему мой отец завещал почти миллион долларов совершенно незнакомой женщине, которая едва его знала, и у которой он сам вызывал одно отвращение?

Выступление моих двух блестящих союзников, Патти, великолепной актрисы, и мисс Памелы, популярной писательницы, очаровало всех. Они подробно рассказали о многочисленных курьёзных случаях, постоянно происходивших с моим отцом и подтвердили об участившихся почти–коматозных состояниях, в которые он всё чаще стал впадать после перенесённой им операции по изменению пола. Они обе напомнили судьям, что мой отец никогда не упускал возможности поплакаться им, что я — это всё, что осталось ему в этом мире и как, когда его не станет, я буду богатой женщиной.

Я гордилась собой. Я устроила отличную битву, но заданный «независимым экспертом» вопрос обеспокоил меня. Соотнесётся ли мой случай с буквой закона, и увидит ли судья реальную картину? После слушания нам ничего не оставалось, как ждать вынесения решения.

Следующую неделю я была вся на нервах, я проиграла несколько раз у себя в голове весь суд до мельчайших деталей. Я молилась Богу, Иисусу, Будде, Аллаху, всем святым, в надежде, что они услышат меня.

— Дорогой Господь, — обещала я, — если ты позволишь мне выиграть, я потрачу эти деньги на образование, поступлю в колледж и выучусь на психолога.