Одуванчик: Воспоминания свободного духа - [44]

Что это было? Зачем он приезжал? Я что, останусь навечно одна? И у меня никогда не будет секса? Ну, хорошо. Я никогда не преуспевала в романтических отношениях, но я ращу здорового ребёнка, и мы живём с ним в райском саду.

Я уже стала свыкаться со своей одинокой судьбой, и это было для меня пока лучшим временем моей жизни, но вот, совершенно неожиданно,

вдруг, мне позвонил Джимми Пейдж

Неважно сколько времени может пройти, но от звука мягкого, сдержанного голоса Джимми у меня всегда заходилось сердце. Мы не виделись свыше двух лет, но его голос всё равно заставил зашевелиться у меня всё внутри.

Он в Нью–Йорке, остановился в гостинице Дрейк и спрашивает, удобно ли будет заехать ему ко мне на выходные!

«Должно быть, мне это всё снится», — подумала я.

Чёрный, сверкающий лимузин Джимми, на моей лесной деревенской дороге! Все мои летние соседи всполошились.

Джимми был так же ослепителен, как тогда, когда мы с ним познакомились, и он единственный, при котором я теряю дар речи. Не знаю, но при нём я всегда немного стесняюсь. Теперь я старше, мне уже двадцать два, и думала, что стала гораздо увереннее в себе, но как только увидела его, вылезающего из своего лимо и идущего по моей дорожке, по мне пробежала нервная дрожь. Чтобы хоть как–то собраться с чувствами, я приветствовала Джимми, как если была его дальней родственницей. Быстрый поцелуй, и официальная фраза:

— Мы с Дамианом собрались на рынок, хочешь, обожди здесь, или, может, поедешь с нами?

Конечно он поедет с нами, и я показала ему, как мой Понтиак умеет летать. Мы мило провели время, и моё оцепенение быстро сошло на нет. Ужин при свечах, поцелуи до боли в губах под Court and Spark Джони Митчелл. Наши с Джимми выходные в великолепии лета Кэндлвудского озера! Я провела его по всем моим любимым укромным уголкам, и мы с удовольствием поохотились за старинными редкостями. К концу дня мы устроили себе запоминающуюся прогулку вместе с моим сыном и Молли, нашей русской борзой. Что лучшего можно себе представить? Кто скажет, что этот всемирно известный молодой человек не приехал именно ко мне? И снова я побывала во снах Авалона.

Наконец, Джимми произнёс эти магические слова:

— Почему бы тебе не вернуться в Англию?

В другое время я бы понеслась как стрела, но теперь я стояла у начала своей собственной жизни, со мной были мой сын, мои птицы, мои рыбы, моя собака и мой цветущий сад–огород. Я не могла всё это, так вот, просто, взять и бросить, и сбежать в Англию, но я всё же согласилась на его предложение слетать с ним в Лос–Анжелес на концерт Цеппелинов в Шрайне.

Я подкупила одну свою подругу из Нью–Йорка, пообещав ей Кэндлвудский рай, чтобы она посидела с моим сыном на выходных, и мы сели на самолёт до Лос–Анжелеса.

Никто из нас двоих не сходил с ума, лететь или не лететь. Но кино в самолёте, оказалось приятной неожиданностью. Показывали Brian’s Song, душещипательную мелодраматическую историю футболиста Брайена Пикколо, преждевременно ушедшего из большого спорта, и к тому времени как Джеймс Каан уже был при смерти, мы с Джимми корчились от смеха, чем сильно раздражали остальных пассажиров первого класса, прикладывающих свои носовые платки к мокрым от слёз глазам.

Лимо–Мерседес уже ждал нас в аэропорту, чтобы домчаться с нами до Континеталь–Риот–Хаус (Хайатт), временно–постоянного пристанища Цеппелинов на Сансет–Стрип. Всего три слова — Цеппелины в городе. Лобби было взбудоражено налетевшим шквалом хорошеньких молоденьких девушек, готовых на всё в ожидании увидеть своих героев, и ищущих шанса выказать уважение своим английским идолам.

Концерты в Шрайне оглушили, ошеломили. Силуэт Джимми облаченный в сверкающий бархат, месяцы и звезды, и преследующий, неземной звук смычка скользящего по его гитаре был очаровательно чувственным. Для меня Джимми был Led Zeppelin, колдун творящий магию; он определенно обладал этим даром.

После недели буйного рок–н–ролла и романтического секса мне стал ещё дороже мой маленький домик, моё прибежище, моя святая святых, вдали от блеска и гламура Голливуда. По сравнению с красотой Коннектикута 1971 года ощущение от Лос–Анжелеса я бы сравнила с состоянием, когда у тебя ломается каблук на выходных туфлях.

Бабье лето было на исходе, и отдыхающие начали паковать свои лодки и барбекью и потянулись длинными вереницами обратно в свой Нью–Йорк. Настало моё самое любимое время года. Бледный, мерцающий свет и прохлада водной глади нарушались только стаями канадских гусей, отправляющихся в тёплые страны и облюбовавшие для короткой передышки мой берег. Временами диких уток было столько много, и они так жалобно галдели, что мы Дамианом пугались и галопом неслись домой, скорее в своё убежище.

Вдоль моей узкой дороги деревья стояли плотной стеной, и кроны их переплетались, делая её похожей на один из старинных крытых мостов округа Мэдисон. Перед самым листопадом они оделись в розовые, жёлтые, красные наряды, и высвеченные ласковыми лучами они казались укутанными в полупрозрачные восточные узорчатые ткани. Ни одного дня я не пропустила, любуясь этой первозданной красотой. Это был наш собственный священный, неземной красоты, маленький Райский сад (Walden Pond), и мы любили его.