Одуванчик: Воспоминания свободного духа - [42]

Всё это было слишком поразительным, чтобы быть правдой. У меня могли бы быть любящие родители, о которых я всегда мечтала, и в ответ они получили бы дочь и внука, о котором они мечтали. Это решение изменило бы всю мою жизнь, как если бы сам Бог предлагал мне свою альтернативу, более лёгкий путь. Я всегда считала, что прежде чем родиться, мне дали выбрать между размеренной жизнью и курсом катастроф, и я тогда выбрала. Выбрала путь катастроф, я всегда следовала этим курсом. По определённым причинам я не была готова сдаться; я стояла в самом начале своего жизненного пути. Я преуспела в поединке и любила свой маленький рай на Кэндлвудском озере. Я отклонила их великодушное предложение, и они, в конечном счёте, нашли более опытного в соусах и приправах шеф–повара и пекаря сухого печенья.

Лето было уже не за горами, и лёд на девятнадцатимильном озере уже почти весь стаял. Прошла ещё одна безрассудно смелая зима.

То было время, когда у нас кончился керосин, и дома было так холодно, что мы с сыном могли видеть наше дыхание в морозном воздухе. Мои канарейки снесли три крошечных пятнисто–голубых яйца. И когда из них вылупились три совершенно голеньких розовых тельца, я пыталась их обогреть электрической лампочкой, но они не выдержали холода и один за другим умерли. Я, конечно, могла попросить помощи с керосином у Мими, но моя гордость воспротивилась этому — я же изо всех сил старалась быть независимой, к тому же мне не хотелось её волновать.

Ночами я часто слышала возню на чердаке. Прямо над моей кроватью раздавались удары, шлепки и такие звуки, как если бы кто–то что–то волок, иногда настолько громкие, что завитушки на моей железной кровати начинали гудеть им в такт. Вслушиваясь в полной темноте в эти звуки, я пыталась распознать их, но мне мешал грохот молота по наковальне — так сильно начинало биться моё сердце. Позже я выяснила, что это была семья енотов, что ещё на чердаке поселились мыши, и что несколько опоссумов, отбившихся от своего стада, рылись среди старых банок, но это было не легче, одна, с ребёнком, соседей нет и ночь чёрная как смола. Представьте себя одну, в глухом лесу, с ребёнком, и вы тоже почувствуете себя уязвимой и беспомощной. На случай действительной опасности я нарисовала себе путь отступления. Вот мой простой план: хватаю малыша, бегу к озеру и жду на берегу, пока всё не успокоится. В каждую из таких тревожных ночей мне приходила одна и та же мысль,

а не перебраться ли мне ближе к городу?

Моё сердце больше не выдерживало. Но когда на востоке розовело небо, и озеро и всё вокруг освещалось первыми лучами восходящего солнца, я передумывала и оставалась.

В одну такую беззвёздную ночь моё воображение разыгралось не на шутку. Вдали я услышала шум мотора, кто–то очевидно ехал по замощённой дорожке, ведущей прямо к моему дому. Я зажгла фонарь, отдёрнула занавеску и стала всматриваться в темноту. Четырёхдверный Седан въехал на лужайку перед моим домом, чуть не зацепив каменные ступени. Открылись двери, и свет салона выхватил из темноты силуэты четырёх молодых головорезов. Они были почти рядом, и, уверяю вас, я была близка к разрыву сердца. Времени к так хорошо спланированному плану побега не осталось. Вместо этого я рванула к телефону звонить шерифу. Они начали забрасывать камнями мой дом.

— Открывай! — громко закричал один из них, неистово колотя в дверь.

Моя входная дверь достаточно прочна, с широкой доской, скользящей вертикально вниз в паз, вырезанный в пороге.

Мои гости стали пытаться вышибить дверь, и от досок начали отскакивать длинные щепы.

— Вам парни лучше уйти, я вызвала полицию! — крикнула я, стараясь придать голосу мужественности.

— Вызовешь, когда мы тебя убьём! — прорычал он уже с другой стороны.

Услышав такое, я чуть не умерла от страха.

Другие трое так и остались стоять в стороне и большими глотками прямо из бутылки глушили ликёр, они выли как стая захмелевших банши, чьи завывания под окнами предвещают обыкновенно обитателями его смерть. В этот момент я могла думать только о своём маленьком сыне, который счастливым образом крепко спал наверху.

— Здесь только одна дорога назад, и полиция уже едет, — не нашла я ничего лучшего, как попытаться их образумить.

Слава богу, слышу, кто–то из них говорит:

— Да ну её, брат, забудь, пошли отсюда.

Но бычара у дверей рыкнул:

— Нет, я войду туда.

Я так не пугалась никогда. Я схватила топор, расколола полено и приготовилась к бою; по крайней мере, у меня было преимущество первого удара.

Я вооружена и готова к подвигам, но тут я увидела мигалку группы захвата, медленно продвигающейся по лесной дороге к моему дому. Мои безголовые воины попытались бежать (я же их предупреждала, бежать здесь некуда). Всех четверых тут же арестовали и повезли в местный участок.

Если я хочу остаться жить в лесу, мне определённо нужно как–то себя обезопасить. Первое, что пришло в голову — это револьвер, но вид огнестрельного оружия у меня всегда вызывал тошноту. Предположим, было бы у меня ружьё, смогла бы я убить одного из этих парней?

И я пришла к выводу, что мне нужна обманка. Если около дома будут стоять несколько машин — я не буду выглядеть одиноко сидящей уткой. У меня всё ещё оставался тот Фольксваген без днища, ну и мой роскошный Понтиак. Следующим моим приобретением стал Хамбер–Супер–Снайп, снова спасибо Бережливому. Как попал к нам настоящий английский послевоенный Супер–Снайп — «бомба» — не спрашивайте, но вид у него был серебристо–серого в отличном состоянии Бентли. Мягкие кожаные сиденья и приборная доска из палисандра. Там даже был привлекательный своей старомодностью откидывающийся столик также из палисандра. Моим последним и самым любимым приобретением стал британский зелёный гоночный MGA с откидным верхом, который нужно было толкать, чтобы он завёлся. Я меняла их каждый день, как если бы разные люди приезжали и уезжали от меня, и ездила на них вдоль озера, чтобы они запомнились. Так я зарядила свою батарею. Но Понтиак оставался моим самым верным и надёжным товарищем, и ещё он меня очень веселил.