Одуванчик: Воспоминания свободного духа - [43]

Невдалеке от нашего дома был крутой спуск, оканчивающийся небольшим трамплинчиком, и я обнаружила, что если разогнать машину, то на какое–то время она становится самолётом, а потом мягко приземляется. И каждый раз, как мы подъезжали к тому месту, мой четырёхлетний сын подстёгивал меня:

— Мам, заставь машину лететь!

Это было нашим маленьким развлечением, и я не уверена, кому из нас оно было больше по душе.

Ближе к концу мая, около дня Поминовения, я вдруг обнаружила, что у меня оказывается есть соседи. Начали прибывать горожане, дыхание жизни возвращалось в с первого взгляда покинутые дома, цепочкой расположившиеся по берегу озера. По большей части это были семьи с детьми или пожилые пары. Мой тихое, невозмутимое, прозрачное озеро заволновалось, разбуженное яхтами, моторными лодками, рыбаками, купальщиками, спортсменами, а берег пропах дымом и жареным мясом. Целое кино о летнем сезоне, мы же с сыном стали предметом всеобщего обсуждения — на озере появилась эксцентричная девушка, девушка из Голливуда с ангелом четырёх лет от роду. В этой озёрной коммуналке замужние матушки смотрели на меня с подозрением, вскинув брови, и я стала центром сплетен и пересудов. Многие их мужья оказались более дружелюбными, и иногда кто–нибудь из этих потёртых бродячих псов нарисовывался на лужайке перед нашим домом. Просыпаясь, я часто обнаруживала связки скользких окуней и усатых сомов, развешанных по перилам крыльца и жадно хватающих воздух. Мы с Дамианом бежали освобождать пойманных, аккуратно вынимая из них снасти и спасая их от копчения или поджаривания на медленном огне, и несли несчастных в ванну полную воды. Примерно половина из них, нам казалось, погибла от недостатка кислорода, но когда мы выбрасывали их из воды, они сами возвращались, похоже, посчитав нашу ванну своим спасительным прудом для разведения рыб. Не желая показаться нелюбезной из–за нашего скромного положения, мы, дождавшись темноты, перегружали наш живой груз в большие кастрюли полные воды, и бережно, с большой осторожностью, водружали их на заднее сиденье нашего допотопного Хамбера и отвозили рыб на другую сторону озера, и уже там только высвобождали их из плена. Мы с Дамианом добрую половину лета занимались оживлением и транспортировкой скользких, позволивших себя поймать недотёп обратно в их родную стихию. Мы называли это нашей секретной от всех, тайной миссией.

Капризной и очень холодной зимой мы заплатили за это чудесное, благоухающее лесными травами лето, и когда озеро начало открываться ото льда и зацвёл первым шафран, я вспомнила, почему влюбилась в это место.

Помимо того, что Коннектикут страшно красив, привлёк он меня изобилием старинных вещей. Я оказалась настоящей охотницей за необычными сокровищами, и не пропускала ни одного аукциона, ни церковных или стихийных распродаж. Я начала собирать английскую живопись и гравюры XIX века. Я скупила все викторианские кружевные шали и традиционные лоскутные одеяла, какие могла найти, и начала продавать их в Нью–Йорке по тройной цене. В городе был каток, и мы с Дамианом катались там на роликовых коньках, ещё смотрели кино в специальном кинотеатре для автомобилистов, и мой малыш в то лето научился плавать в чистейшей, прозрачной воде Кэндлвудского озера. Мы занимались всем, чем можно только заниматься. Я разбила сад из диких цветов и посадила огород; начала строить бассейн для Дамиана; и «удочерила» царскую русскую борзую, благодаря всё тому же Бережливому. Но как ни чудесно всё это было, как ни занята я была всеми этими милыми заботами, всё же временами я чувствовала себя очень одиноко. Прочтя перед сном сказку сыну, я ставила пластинку Пучини и, вглядываясь в лунную дорожку на глади озера, думала, насколько романтичны эти места. Где мой милый юный принц? Если он где–нибудь живёт, я, похоже, делаю всё, чтобы он меня только не нашёл.

И вдруг прерывает мои размышления звонок. Здесь Джаксон Брауни. Мы несколько раз писали друг другу, пару раз созванивались, но не видели друг друга с тех пор, как он посадил меня тогда на самолёт Британской авиакомпании, в тот день, когда оставила его одного у выхода на посадку, чтобы улететь к Денни Лейну в Англию. Джаксон только что окончил работу над своим первым альбомом и приехал в Нью–Йорк продвигать его. Ещё сказал, что раз он находится совсем рядом с Коннектикутом, то хотел бы навестить нас.

Мы с Дамианом встретили его на железной дороге, на нашем деревенском полустанке, приехал он Брюстерским пассажирским. Джаксон соскочил с подножки, в руках у него был экземпляр Saturate Before Using, его первой пластинки. Мой дорогой, милый Джаксон, ты сделал это! Мы обнялись, воспоминания нахлынули на меня, как если бы всё это было вчера. Он по–прежнему заводил меня. После уютного обеда, я спросила его, не останется ли он на ночь.

— Не могу. Мне нужно возвращаться в Эл–Эй, — посмотрел на меня своими глубокими карими глазами и вздохнул.

У меня и в мыслях не было, что он мог не согласиться.

— Почему?

А он начал рассказывать, это мне–то, в моём–то доме, что в Лос–Анжелесе его ждёт девушка, новая его пассия! Сказал ещё, что очень любит её. У меня защемило под ложечкой, возможно, такое же чувство испытал он, при моём бегстве в Англию. Я одарила его одной из моих притворных улыбок и милостиво пожелала ему всего хорошего.