Одуванчик: Воспоминания свободного духа - [38]

Мы втроём так наедались, как если бы это были Последние Ужины в нашей жизни. Каждый день мы рыскали по деревне в полной экипировке со всеми хиппи–регалиями, маленьким Дамианом, тремя собаками, а на верёвке за нами катилась корзинка из супермаркета. Мы останавливались у местной пекарни, где из только–что–вынутой–из–печи–булки мы устраивали великолепный яблочный пирог из сорванных по дороге кислых яблок.

Неожиданно нам позвонили из Лондона; звонила Девон Вильсон, подруга Хизер и её товарищ ещё по Нью–Йорку. Манеру говорить Девон сохранила с нью–йоркских улиц, и обладала неповторимо забавным и, я бы сказала, чуточку темноватым, чувством юмора. Она сообщила, что они с Джими Хендриксом намереваются провести выходные у нас. Ни у меня, ни у Хизер не было ни малейшего представления, к чему это могло привести.

С ними на такси приехала ещё пара друзей

Сентябрь выдался солнечным и тёплым, и мы все с удовольствием пили чай в саду. От дома Хизер и Роджера, а особенно от безмятежности и тишины Беркшира Джими пришёл в восторг. Насколько возмутительно он вёл себя на сцене, настолько милым и обходительным он был по своей природе, и ещё он сказал, что совершенно устал от жизни в гостиницах. По существу он был бездомным бродягой–цыганом, но в мечтах хотел осесть где–нибудь, даже сказал, что хотел бы жениться.

У Девон с собой было немного LSD, и мы все угостились им за нашим пятичасовым чаем. К заходу солнца мы уже вовсю хором выли на луну под пластинки Нила Янга After the Gold Rush и Боба Дилана Bringing It All Back Home. Но неожиданно, нарушив нашу идиллию, друзья Джими вдруг вспомнили, что им срочно нужно возвращаться в Лондон, и, вызвав такси, оставили нас четверых продолжать витать в психоделических облаках. Джими вместе с Девон занялись пересъёмкой с пластинки текстов Дилана, но когда трансцендентная поэзия стала с лёгкость слетать с его уст, казалось, открылся канал, и каждое его слово без изъяна ложилось в рифму. Он декламировал, а из его уст прямо перед моими глазами появлялись сверкающие бриллианты, рубины и сапфиры. И Хизер, и я, обе мы замерли в благоговейном страхе. Мы подумали, вот бы неплохо записать на плёнку сейчас Джими или, по крайней мере, законспектировать его слова, но к несчастью мы обе так далеко улетели, что ничего кроме как внимать ему мы не смогли.

Думаю, Девон и Джими, Девон уж точно, приняли что–то посильнее кислоты. Девон еле стояла на ногах и бесцельно бродила по гостиной, когда же мы увидели, что она вот–вот потеряет сознание, Хизер помогла ей подняться в спальню и уложила её в постель.

Джими тоже едва держался на ногах, и неоднократно переспрашивал меня:

«У тебя ещё остался мэнди или валиум?»

Хотя я уже дала Джими пару мадраксов, но видно он уже позабыл, что только что проглотил их. Вдруг он начал спотыкаться и пытаться ухватиться за нас и за мебель, как если бы стал терять землю под ногами. Но, несмотря на неуклюжие его движения, которым бы позавидовал любой пьяница, от него всё ещё исходило волшебное очарование, пока он окончательно не улёгся прямо на полу. Мы с Хизер собрались было укрыть его одеялом, но затем решили, что не стоит, чтобы малыш Дамиан, проснувшись утром, нашёл Джими, лежащим на ковре посреди гостиной в коматозном состоянии. Хизер взяла Джими подмышки, я ухватилась за ноги и мы стали втаскивать Джими Хендрикса по узкой деревянной лестнице наверх. Целую тонну безжизненного веса. Потребовалось двадцать минут нашего кряхтения, пыхтения и бережного маневрирования, чтобы доставить нашего милого мистера Джими до кровати. Мы и прежде видели Джими, находящимся под кайфом, но в таком состоянии — никогда. Мы спустились на кухню и когда поставили чайник, чтобы выпить горячего чаю, Хизер вдруг выдохнула:

— О, мой Бог, а если он там умрёт? Роджер убьёт меня.

— Ну, так, пойдём и проверим, дышит ли он, — предложила я.

Но тут в дверном проёме вырастает силуэт Джими и говорит:

— Я здесь, чтобы дать интервью.

Пять дней спустя нам позвонили из Лондона; наш дорогой мистер Джими умер окончательно.

Вскоре после этого, прихватив своего двухгодовалого сына, я Британской авиакомпанией, ненадолго, как мне казалось, вылетела в Калифорнию. Я остановилась у Мими, которой уже перевалило за шестьдесят, но она всё ещё потрясающе молодо выглядела, без единой морщинки на её прекрасной нежно–кремовой коже лица. Мик звонил всё реже, а потом и вовсе перестал. Последнее, что я услышала о нём — о чём кричали заголовки всех лос–анжелесских газет, что у него появилась новая подружка, что всюду его видели с экзотической Бьянкой, и чтобы удостовериться самой, я позвонила ему в Челси. На том конце провода строгим женским голосом с каким–то иностранным акцентом меня спросили: «То это?» Сердце моё дрогнуло; я вдруг представила её лежащей на моей уютной половине постели. Вот уже во второй раз в моих романтических надеждах меня оставляют за бортом. На мгновение передо мной вспыхнул образ Мика, исчез. И я медленно положила трубку на рычаг.

11

Я определённо уже побывала в своём «сексе, наркотики и рок–н–ролле». В глубине своего сердца я всегда мечтала о совершенно обыкновенном. О своей собственной семье, и даже, может быть, о небольшом домике в деревне, но миссис Простота, казалось, всегда избегала меня. Сидела иногда и думала, где–то во Вселенной живёт же одна деревенская девушка, мечтающая об огнях большого города, а я вот — горожанка, и мечтаю о жизни в глубинке; и получается какая–то космическая ошибка. Теперь у меня был сын, и это мой шанс, шанс показать ему такую жизнь, о которой всегда мечтала сама.