Одолей меня - [12]

– Возьми. – Соня вкладывает мне в руку синий пузырек. – Ты знаешь, мы с Сарой давно над этим работаем и считаем, что средство готово к полевым испытаниям. Это, – кивает она головой, указывая на пузырек в моей руке, – один из пробной партии, хотя у нас нет никаких сомнений в его эффективности. Вполне можно запускать в производство.

Средство привлекает мое внимание.

С трепетом рассматриваю пузырек. Тяжелый. Стеклянный.

– Ух ты! У вас получилось?

Соня и Сара синхронно улыбаются.

Они долго трудились над созданием исцеляющих пилюль. Хотели дать нам в дорогу – на поле битвы – что-то такое, что могло бы помочь нам, когда их нет рядом.

– Джеймс тоже работал с вами?

Соня улыбается еще шире.

– Он помогал.

– А-а. – Я тоже улыбаюсь. – Ну, и как его занятия? Все в порядке?

Обе кивают.

– Да, мы вот-вот его заберем. На дневную тренировку, – говорит Сара. – Он быстро обучается. Тщательно прорабатывает свою мощь.

Я, не замечая этого, вытягиваюсь и выпячиваю грудь как павлин. Не знаю, есть ли у меня такое право, но я горжусь этим малышом.

Я знаю, у него впереди большое будущее.

– Хорошо, благодарю. – Я встряхиваю пузырек. – Непременно возьму с собой, потому что это чудо. И не беспокойтесь. Не будет у меня сердечного приступа. Я серьезно.

– Хорошо, – отвечают обе в унисон.

Я ухмыляюсь.

– Ну так что, скажете, для чего ищете Касла?

Не соглашаются.

– И не скажете, что за срочность такая?

Сара и Соня переглядываются.

Я жду.

Наконец Сара спрашивает:

– Ты помнишь, когда стреляли в Джульетту?

– Три дня назад. – Бросаю на Сару недоверчивый взгляд. – Такое разве забудешь!

В разговор включается Соня:

– Да, но ты не знаешь – и не знает никто, кроме Уорнера и Касла, – что случилось с Джульеттой после. Мы не в состоянии ее излечить.

– Что?! – Я почти кричу. – Как это?

– В пулях был яд, – объясняет Сара. – Он вызывает у нее галлюцинации.

Я в ужасе замираю.

– Мы сутками изучаем свойства этого яда, ищем противоядие, пока безуспешно. Однако обнаружили кое-что… странное. Кое-что очень-очень важное.

После недолгого молчания не выдерживаю.

– И? – Жестом прошу их продолжать.

– Мы хотим все тебе рассказать, честно-честно, – отвечает Соня, – но сначала надо поговорить с Каслом. Он должен узнать первым. – Она колеблется. – Хотя я могу кое-что тебе сказать: то, что мы обнаружили, напрямую связано с татуировками на трупе того, кто напал на Джульетту.

– Парня, которого прикончила Назира, – вспоминаю я. – Она спасла Джульетту.

Они кивают.

Меня снова пронзает страх.

– Хорошо, – стараюсь говорить твердо и беззаботно. Мне совсем не хочется пугать их своими тревогами. – Ладно. Я передам Каслу, чтобы он пришел к вам прямо сейчас. Вы будете в медицинском крыле?

Снова кивают.

Как только я двигаюсь дальше, Сара меня окликает.

Я разворачиваюсь.

– Скажи ему… – Она секунду колеблется, потом решается: – Скажи ему, это касается Двести сорок первого сектора. Нам кажется, это послание. От Нурии.

– Что? – Я, не веря своим ушам, застываю на месте. – Не может быть!

– Да, – говорит Сара. – Мы знаем.

Я перепрыгиваю через ступеньки.

У меня нет времени ждать лифт, кроме того, мои нервы натянуты так, что стоять я просто не могу. Перепрыгиваю через две, через три ступеньки, взлетаю, удерживаюсь рукой за перила.

Вот не ожидал, что день может стать еще более сумасшедшим.

Нурия.

Черт!

Даже не знаю, как Касл отреагирует на ее имя. Он уж давно не слышал о ней. С тех пор… да, после гибели мальчиков. Касл рассказывал мне, что отпустил Нурию, он считал, ей нужно время. Надеялся, что они воссоединятся потом, после того, как она придет в себя. Но восстали сектора, и оказалось почти невозможным найти своих любимых. Первым делом Оздоровление отключило Интернет, и без него мир в одно мгновение стал огромным и пугающим. Все усложнилось. Все почувствовали себя беспомощными. Мне кажется, никто до конца не понимал, как мы зависим от Интернета буквально во всем, вплоть до выключения света. Компьютеры и телефоны изъяли. Уничтожили. Всех хакеров разыскали и публично казнили.

Границы наглухо закрыли.

Потом Оздоровление принялось разъединять семьи. Намеренно. Сначала они заявляли, что делают это ради блага человечества. Называли «новой формой интеграции». Утверждали, что расовые отношения – самое худшее, что только есть, из-за них мы живем изолированно друг от друга, и большие семьи тоже зло – большие семьи Оздоровление относило к династиям, – и эти самые династии только укрепляют однородность среди однородных сообществ. Они заявляли: есть только один способ оздоровить общество – разрушить династии. Они выработали алгоритм, помогающий разнообразить мир, создавая сообщества с определенными соотношениями.

Только недолго Оздоровление притворялось, что печется о благе общества. Вскоре даже одного незначительного нарушения стало достаточно, чтобы тебя забрали из семьи. Опоздал разок-другой на работу, и они отсылают тебя – или, что еще хуже, того, кого ты любишь, – на другой край света. Откуда ты никогда не сможешь найти дорогу обратно.

Так случилось с Бренданом. Его в пятнадцать лет выдернули из семьи и отослали в Сектор 45. Касл нашел его и взял к себе. Лили тоже. Она из места, которое раньше было Гаити. Ей только исполнилось двенадцать, когда ее забрали у родителей. Разместили вместе с огромной группой других перемещенных детей в интернате. Эти хваленые приюты.