Одолень-трава - [5]

– Не хочет здешняя река меня принимать.

Но Берко был слишком переполнен происходящим, чтобы обратить на этот шепот внимание. Он отвернулся, вышел на берег. Чувствуя, как опять рвется на волю незнакомый щемящий напев. Наместник жадно впился глазами в его лицо:

– Чуешь деньги? У кого из нас находятся монеты?

Паренек съежился – никаких денег он не чуял. Но как признаться в этом Стригуру?

Сзади прозвучал голос Черета:

– Его дар не имеет отношения к деньгам. Разве вы глухие?

Лицо наместника потемнело. Обогнув Берко, он шагнул к Черету, тряхнул за голые плечи так, что голова мотнулась. Прошипел:

– Как это не имеет? Вздумал обманывать меня? Разве не ты научил Тредыра отыскивать клады?

– Я. Только я его не учил – просто передал одолень-траву, – поправил Черет. – Сколько раз объяснять тебе, человек: я передаю умение. Одариваю. А чем – решаю не я.

– А кто? Кто это решает? – глаза наместника жгли огнем, но водовик остался спокоен.

– Кто-то другой. Боги, река, одолень-трава – откуда мне знать?

Наместник зло прищурился, поочередно глядя то на Берко, то на Черета:

– И что он теперь умеет?

– Петь.

* * *

Неожиданный дар сделал жизнь Берко на удивление сносной. Мальчик очень быстро почувствовал, что к нему начали относиться по-другому. Не как к деревенскому недотепе, над которым можно посмеяться или зло подшутить, а как к человеку особенному. Зато наместник потерял к пареньку всякий интерес, – по крайней мере, уже несколько дней не вызывал к себе. И мальчишка выполнял распоряжения ключника: чистил лошадей, носил воду, колол дрова. Работа была привычная. И если поначалу на него прикрикивали, когда он, забывшись, начинал петь, то вскоре стали просить: «Спой еще».

К Черету Берко не пускали. Стража, разместившаяся у дверей сарайчика, каждый раз повторяла одно и то же: «Господин наместник не велел никого пускать. Иди отсюда». Он для виду отходил, садился, прислонившись к шершавой стене. Запевал, то и дело прислушиваясь – не плеснет ли вода. Постепенно пение захватывало, вокруг собирался народ. Женщины смотрели на певца влажными глазами, мужчины хмурились. Потом кто-нибудь из слушателей не выдерживал: «Парень, что ты завел тоску, – давай что-нибудь повеселее». Иногда Берко делал вид, что не слышит. Но чаще, не говоря ни слова, менял напев... Когда, наплясавшись, люди расходились, некоторое время сидел неподвижно. Но день за днем из сарайчика не доносилось ни звука...

Оказывается, наместник не забыл о пареньке – он уехал. Берко узнал об этом из разговоров слуг. И был только рад отсутствию хозяина. Но рано или поздно все заканчивается – на седьмой день Стригур вернулся. Кавалькада въехала на широкий двор, который сразу стал маленьким. Воины вслед за наместником спешивались, сновали меж коней слуги. Один из них дотронулся до рукава мальчишки, наблюдавшего со стороны за этой кутерьмой:

– Пойдем. Тебя велели привести.

Берко не знал, зачем его позвали, и удивился, увидев, что наместник ждет не один. Рядом с ним сидел, потягивая что-то из широкой глиняной кружки незнакомый старик. Если от взгляда хозяина всегда хотелось спрятаться, то любопытство во взгляде гостя неожиданно прибавило пареньку смелости.

– Ну и чем ты недоволен, Стригур? – словно продолжая прерванный разговор, обернулся к соседу старик.

– На что мне его бесполезное умение? Мне деньги нужны. Помоги выбрать подходящего человека. Ты обещал научить.

– Толку учить, если ты не слушаешь? – заметил гость.

Берко чуть не открыл рот от изумления: старик явно потешался над недовольством наместника. И тот стерпел. Только щеки побагровели.

– Ладно, – глаза старика опять прощупывали мальчишку, но обращался он по-прежнему к хозяину дома:

– Ответь: сделаешь так, как я подскажу, если этот отрок сумеет тебя разжалобить?

Стригур буркнул что-то неразборчиво. И старик кивнул:

– Договорились. Начинай, мальчик.

– Что... начинать? – от волнения у Берко сел голос, но участие незнакомца придало смелости.

– Пой. Пой так, чтобы господина наместника проняло.

Берко замер, потупившись. Потом вздохнул, прочищая горло... Поначалу он сбивался, даже сквозь сомкнутые веки ощущая презрительный взгляд хозяина. Но постепенно забыл о слушателях: тоска, поселившаяся внутри, требовала выхода. И паренек выпускал ее – туда, где плещет река и ветер шумит стеблями черета. Чтобы растворилась, ушла с водой и ветром. А тоска свивалась, затягивала словно водоворот, не хотела отпускать на свободу...

– Прекрати! – Стригур тряс его за плечо. – Довольно, ступай.

И уже старику:

– Пойдем, покажу тебе водовика.

– А мне... можно с вами? – опять забывшись, спросил паренек. Наместник обжег его гневным взглядом. Повинуясь жесту хозяина, слуга вытолкал Берко из покоев. Но тот не стал дожидаться, когда его приставят к работе: спрятался в тени знакомого сарая, прижался ухом к одной из щелей.

Вот скрипнула дверь, и старческий голос произнес:

– Доброго здоровья тебе, водовик. Пусть не обмелеет твоя река.

Молчание. Долгое. Затягивающее в глубину, словно омут. Первым как обычно не выдержал Стригур:

– Что молчишь, нежить? Забыл, как отвечают на вежливое приветствие? Пожелай нам долгих лет...