Одной крови - [53]

* * *

Медсестра поколдовала с венами жены. Капельница снова заработала. Я сел на стул и уставился в окно:

— Ром, что-то случилось? Ты чего такой молчаливый?

— Ничего, Юль. Все хорошо. Ты отдыхай.

Шестой курс.

Последний.

Последний?

После разговора с Игорем моя уверенность в излечении жены с первого раза просыпалась сухим песком сквозь пальцы. Перед глазами еще один пример беды. Вот она эта беда — на расстоянии вытянутой руки. На нашем же этаже. Ранний рецидив, самый страшный из возможных. Это не другой рак, не новый, пришедший через двадцать лет после выздоровления. Это тот же самый рак, наплевавший на все усилия врачей, на все старания ученых, светлых умов, работавших, может, всю свою жизнь над созданием протокола лечения. Проворный, гадкий, подленький, вонючий, мерзкий, уродливый, злой, беспощадный, воинственный, предательский, бесчеловечный, насмехающийся и издевающийся над людьми рак. Сколько еще людей нужно принести тебе в жертву, чтобы ты успокоился? Какую цену еще нужно заплатить тебе, чтобы ты перестал нас шантажировать и убрался куда подальше? Кто сделал тебя бессмертным? Откуда у тебя столько сил, времени и кровавых амбиций, что ты задумал завоевать весь мир? Откуда в тебе эта нелюбовь к людям? Как же ты, сука, можешь трогать женщин и детей?

Убийца.

Тварь.

Подонок.

— Ром, да что с тобой? Ты мрачный. Что хоть ты там сидишь? Иди ко мне, иди сюда.

— Юль, все нормально. Просто таращусь в окно.

40

Привет.

Извини, что не сразу ответила. Замоталась.

Исправляюсь.

Вот ты и улетел опять. Из красно-желтой осени в зеленое лето. Я переживаю, что, когда ты вернешься, осень превратится из красотки, от которой кружится голова и потеют ладони, в мокрую серую бабку с зонтом и в галошах. На этот случай набрала тебе в нашем лесу разных цветных листочков. Много. Лежат дома на подоконнике. Ждут тебя вместе с нами. Правда, самые красивые из них забрал себе Лука, скотчем прикрепил их к своей кровати, говорит, что спит теперь в лесу. Думаю, ты возражать не станешь.

Невероятно же, что можно запрыгнуть в самолет и за пару часов оказаться в другом измерении, где другое все: даже, кажется, время года. Как жаль, что мы не можем сейчас быть рядом.

Уложу Луку и как-то совсем одиноко. Все думаю и думаю. Сегодня почему-то о старости. Ты знаешь, я вот поймала себя на мысли, что совсем ее не боюсь. Не боюсь стареть, не боюсь наблюдать за тем, как меняется тело, как портятся зубы и кожа, как руки покрываются паутинкой морщин. Наоборот, это даже вызывает интерес. Помнишь, как у Моррисси:

I’m so glad to grow older,

To move away

From those younger years…

Старость — это тоже ведь волшебство. Тоже чудо. Меня мысли о старости не злят и не пугают, нет. Скорее, умиротворяют. Старики прекрасны. У них всегда на все есть время. Они рано просыпаются, они, мне кажется, несмотря на возрастные недуги, чувствуют себя гораздо легче и свободнее, чем молодые. Они знают цену жизни. Понимают, что каждое наступившее утро — счастье. Они уважают землю, в которой с таким удовольствием, в отличие от нас, копаются. Старики могут окинуть взглядом всю свою большую жизнь и скользить по этим своим воспоминаниям, как на сноуборде с крутой горы. Думаю, от этого по-настоящему захватывает дух.

А у нас-то разве дух от чего-то захватывает?

И, кстати, вспомни, они ведь почему-то никогда не спят в электричках, сидят себе и читают газеты, разгадывают сканворды, вяжут, записывают ручкой что-то в блокнот (ты вот помнишь, когда последний раз ручкой в блокнот что-то записывал? Лет десять назад?), у них очки на носу, рубашки наглухо застегнутые, воротнички вечно выгоревшие, ботинки начищены, обязательно — в кепке или в смешной беретке.

Такой мир и покой у них на лицах. Что в этом может быть страшного? Смотрю на стариков и слышу, как скрипит старая патефонная пластинка.

Я рада, что буду старой. Еще больше рада, что стареть мне выпало рядом с тобой.

Береги себя. Люблю.

Твоя жена. Юля. Я.

41

Кап-кап-кап-к…

Последний пакет. Последняя капля неуверенно, замерев на несколько секунд, упала в трубку и соскользнула в вену.

.. ап.

Химиотерапия закончилась. Больше всего на свете хотелось это событие как-то отметить. Но цветы приносить в палату запрещено. С выпивкой Юле строго велели повременить. Да и праздновать все-таки было рановато. Несмотря на положительную динамику, которую показала позитронно-эмиссионная томография, жене все равно назначили двадцать пять сеансов лучевой терапии. Решили таким образом эту хорошую динамику закрепить.

Веществом свекольного цвета на Юлином теле отметили участки, которые должны были подвергнуться облучению. Первый сеанс случился почти через месяц после последней капельницы — организму всегда требуется небольшая передышка после химиотерапии.

Просторный теплый кабинет. Снова кушетка. Сверху над Юлей нависает робот, похожий на фантастического супергероя из американских комиксов. Он ездит вдоль тела и пронзает пораженные опухолевыми клетками участки лучами. Обманчиво безболезненные и быстрые процедуры фактически являются маленьким персональным Чернобылем. Вредно и неправильно думать во время облучения, что эта футуристическая медицинская штуковина с лазерной пушкой делает вас инвалидом. Но в каком-то смысле именно так и происходит. Поэтому сразу после окончания лучевой терапии со всей силы нужно понимать: облученные зоны организма этого так просто вам не оставят. Заставят помучаться. Еще как.