Одной крови - [49]

— Ты меня слушаешь?

— Набирайся сил. Хорошо.

37

Катастрофически низкий гемоглобин — с таким пациентов в странах развитой демократии незамедлительно отправляют в реанимацию — не позволял продолжить Юле терапию. Попытаться избежать крайне нежелательной паузы между курсами химий можно было с помощью переливания крови.

И тут нам снова невероятно повезло.

Третья отрицательная у меня, точно такая же у Юли. Редкая кровь текла в моих и в Юлиных жилах — спасительное совпадение. Это означало, что я идеально подхожу в качестве донора. И нам не придется искать и ждать кровь где-то на стороне. Все можно будет сделать быстро и качественно. Здесь и прямо сейчас.

Лежа в кабинете для переливания крови, я, кажется, впервые за тридцать лет по-настоящему, по-взрослому осознал, что такое любовь.

Любовь — это быть полезным человеку, без которого ты никто.

Любовь — это пролиться собственной кровью в венах жены, поближе к самому сердцу.

Я смотрел на свою багровую густую кровь, капающую в Юлину израненную вену, и вспоминал наш прекрасный романтичный свадебный ритуал на мосту в Киеве. Когда мы порезали ладони и в знак вечной преданности взялись за руки и как бы смешали кровь. На этот раз мы смешали ее без всяких «как бы». Теперь нас объединяло нечто гораздо большее, чем словесное обещание быть друг с другом до последнего вздоха. Нас объединяло нечто глобальное, без начала, середины и конца, что-то вечное, избавляющее от страха навсегда.

Мы снова прыгнули с моста через широкую реку. И снова полетели не вниз, а вверх, «выше звезд, выше слов»:

— Ты — это я.

— Ты — это я.

Сутки. Ровно сутки.

Я и не подозревал, что люди могут так долго и так крепко спать.

После переливания крови Юля провалилась в сон на двадцать четыре часа. Моя кровь сработала как нельзя лучше. Жена проснулась с розовыми щеками, бодрая, голодная и, кажется, впервые в приподнятом настроении месяца за два. Новые результаты анализов приятно удивили и нас, и врача. Да, нужно было избегать всякой инфекции, нельзя было выходить несколько дней на улицу. Но никакой паузы в лечении не будет, теперь об этом не могло идти и речи. Можно продолжать без каких-либо опасений. Эта новость нас окрылила. Такое дело нужно было срочно как-то отметить. Например, встать с кровати и прогуляться по коридору. Небывалая роскошь в эти трудные дни.

В коридоре мы встретили Таю. Вид у нее был растерянный и печальный.

Но, увидев Юлю, она искренне обрадовалась:

— Юля, ты прекрасно выглядишь. Не очень-то прилично с таким человеческим лицом расхаживать по нашему Зомбилэнду.

— Я после переливания. Сама не ожидала, что меня так сильно это взбодрит.

— И что, не было отторжения? Никакой рвоты? Никакой мигрени?

Никакого гепатита? Никаких проблем?

— Нет, никаких проблем. Сплошное удовольствие. Чувствую себя как вампир после сытного ужина.

— Круто. Тебе повезло. Я, кстати, когда лежала на Каширке первый раз — в детском отделении, — у нас на этаже была девочка одна. Так вот ей, прикинь, кровь привозили в большой бронированной золотой машине. Я сама видела.

— Дочка каких-то богатых и известных людей болела?

— В узких кругах. Это была дочка цыганского барона. Лечилась от лимфогранулематоза. Вот уж выгодный был пациент. Врачи тогда здорово обогатились. И даже небольшой ремонт сделали в больнице за ее счет.

— Бывают завидные невесты. А бывают, значит, и завидные пациенты. Но зато, представляешь, какая ответственность? А если не вылечишь? Тебя ж убьют сразу.

— Тоже верно. У барона этого было, кажется, очень много сыновей. И только одна дочка. Вот и представь, какая тут вокруг нее движуха была. Очень все суетились. Как-то даже карикатурно это выглядело.

— Танцы, гитары, медведи, мохнатый шмель на душистый хмель?

— Да, Юль. И это же. В свободное от лечения время. К девочке этой прикрепили четыре сиделки — старые страшные цыганки с большими кривыми носами, как из сказки про бабу Ягу. Они сутками, меняя друг друга, возле постели дежурили. Волосы все ей причесывали, пока, конечно, волосы были. Потом просто сидели рядом. Развлекали всячески. Еду ко рту подносили. Песенки пели. Сказки рассказывали. Все делали, чтобы как-то скрасить тяжелые больничные будни.

— Анимация.

— Вместе с кровью в машинах золотых привозили и деньги. Не поверишь, в клетчатых сумках, как у челноков! Благодарили всех врачей, которых нужно было благодарить. Вот такая была у нас боевая онкологическая цыганская ячейка.

— А представляешь, Тая, если вдруг родственник бурятского высокопоставленного чиновника заболеет?

— Представляю. Буддисты-сиделки тогда будут делать мандалу в процедурном кабинете с врачами. Маски на лица надели, кисточки взяли, на колени встали и вперед.

— Четыре курса химиотерапии — сансара. К пятому — нирвана, просветление. Или нет, просветление все-таки во время лучевой.

— А если сын раввина, не дай бог, заболеет?

— Придется очень быстро строить синагогу, Тая.

— Нет, Юль, сын раввина поедет лечиться в Израиль. Что он, дурак что ли здесь лечиться?

— Ну наступит же такое время, когда рак будут лечить везде одинаково хорошо.

— Наступит. Но не для меня точно.

— Как у тебя вообще, Тая? Расскажи.