Одной дождливой ночью - [36]

Если, конечно, они доехали до Третьей.

Пиццерия - совсем рядом, посередине квартала.

Отрулив от «Порше», он медленно поехал вдоль обочины. Миновал «Субару» и въехал на аллею. Завернул машину в переулок и остановился.

- Жди здесь, - сказал он Лизе.

- Вы не можете нас бросить! - крикнула та.

Франсина все еще хрипела.

- Главное - не выходите, - сказал Трев. Он опустил дворники и потушил фары, сунул ключи в передний карман брюк. - Я вернусь очень скоро. Просто смотри в оба. И дай мне одно ружье.

Лиз передала ему «Итаку» через спинку сиденья.

- Сама держи руку на оставшемся. Или, если хочешь, возьми из сумочки мамы револьвер Паттерсона. Он заряжен.

- Пожалуйста! - вскрикнула Лиза.

- Я быстро. Не волнуйся.

Он распахнул дверцу и, сжимая цевьё ружья, вышел в дождь. Вдавив кнопку блокировки, Трев захлопнул за собой дверцу.

Он взял пару шагов по направлению к передней части автомобиля. Сунув под мышку ствол "помповика", он наклонился над капотом и схватил мертвеца за плечи. Потянул, напрягшись, на себя. Ручка топора вышла. Труп скатился наземь и исчез из поля зрения.

Трев не видел смысла тратить драгоценное время на то, чтобы вырвать топор из капота.

Он быстро прошел мимо задней части автомобиля, вышел из переулка и зашагал по тротуару с левой стороны. Вышел к освещенной витрине какого-то магазина - судя по всему, пустого. Надпись на самом верху витрины извещала, что перед ним «СЕЙЧАС ВЫЛЕТИТ ПТИЧКА: ФОТОАТЕЛЬЕ».

Сердце Трева забилось чаще.

Они приехали по адресу. «Птичка» находилась рядом с О'Кейси.

Пожалуйста, - взмолился он про себя, - пусть с ней все будет хорошо.

А вот и нужный ему навес; асфальт под ним почти сух - хорошо укрывает от дождя. Трев поспешил к нему. Он уже подумывал, что самым разумным будет найти чистое и хорошо освещенное местечко для убежища от всей этой бури. Заведение О'Кейси выглядело подходящей кандидатурой.

Он жаждал попасть внутрь… но и боялся.

Что, если?..

Нет, нет, нет, не думай об этом.

Он шагнул под навес и постоял немного в свете ламп. Посмотрел в дыру, на месте которой некогда было окно. Мозг мигом будто бы обратился в холодный, черный боулинговый шар.

Не дыша, он распахнул дверь и вошел внутрь.

Окинул взглядом внутреннее убранство. Никакого видимого движения. Впрочем, из-за своего защитного костюма он мало что мог увидеть. Стащив шляпу Паттерсона с головы вместе с полиэтиленовой оберткой, он положил ее на ближайший стол и глубоко вздохнул.

Вздох получился странный - хрипло-плаксивый. Трев понял, что стал дышать совсем, как Франсина.

Ему хотелось позвать кого-нибудь - Морин, Лиама, - но он понимал, что сейчас ему банально не хватит дыхания.

Он осторожно пошел по комнате. Дощатый пол под ногами был скользок - от луж черной воды, пролитого пива, крови и растоптанных кусков пиццы. То тут, то там похрустывало стекло - разбитые окна, разбитые стаканы, разбитые графины из-под вина и содовой. Кувшины и тарелочки. Стеклянные солонки и перечницы. Кое-где скамейки и столы были опрокинуты - ножи и вилки разлетелись по сторонам, как осколки после бомбардировки, все, будто пеплом, присыпано пармезановой стружкой.

А еще были тела. Так много тел.

Он старался не смотреть на детей. Только прошелся кратко по взрослым мужчинам. Ни одного рыжего и коренастого. Двое мужчин настолько черных, что трудно было понять, где завершается их одежда и начинается кожа, должно быть, были нападавшими извне. В таком же состоянии была одна мертвая женщина.

Еще одна дама, явно страдавшая при жизни ожирением, лежала лицом в тарелке блинчиков. Из шеи у нее торчал острый клиновидный осколок стекла. Блин - не клин, брюха не распорет, - подумал отстраненно Трев и понял, что его начало мутить.

Еще одна лежала на полу ничком - высокая и стройная, как Морин, но волосы - светлые. Еще одна - на боку, руки обвиты вокруг шеи подростка, - была беременна.

Трев зажмурился.

Я должен уйти отсюда.

Но он не мог, не убедившись до конца.

Еще одна - голова под столом, не на виду, - в джинсовой юбке, задравшейся к талии. Большие, некрасивые ступни. Не Морин.

Осталась последняя - стройная и длинноногая, лежащая на спине на крышке самого ближнего к прилавку столика.

Трев уже знал, что нашел Морин. Ему не видно было ее лицо, ее волосы - голова свисала с дальнего края стола, и только верх подбородка был в поле зрения, - но он уже знал.

А еще он знал, что с ней сотворили кое-что похуже, чем просто убийство.

Но почему она?

Глупый вопрос. Она ведь была так прекрасна. Кому-то из атакующих психов ее внешность наверняка пришлась по душе.

Обычно она носила вельветовые брюки или джинсы. Сейчас их не было. И туфли куда-то пропали - остались только некогда белые носки. Красная рваная тряпочка - трусики - болталась на ее левой лодыжке. Бедра - все в серых смазанных отпечатках пальцев. На столе между ее ног было много пиццы. Неизвестно, какая начинка задумывалась изначально, но вот теперь это уж точно был спецзаказ для каннибала - пицца с кровью и ошметками. Из-за крови нельзя было понять, какого цвета были волосы на лобке. Все, что выше - либо прикипевший к коже, поблескивающий и сохнущий пурпур, либо темные полосы, пятна и синяки. У нее не хватало приличного куска правой груди, и, судя по отметинам, отнят он был посредством чьего-то рта. От горла мало что осталось.