Односельцы - [30]

Мельников пожал плечами, не отдавая себе отчета, что-то буркнул Восьмакову, но тот и этим удовлетворился и ушел, а Мельников пошел к двору. У двора на завалинке ожидал его Протасов. Когда Мельников подошел к нему, Протасов весело сказал:

– - А я кое-что новенького узнал.

– - Что такое?

– - Насчет нашего выдела; многие сговариваются завтра от следователя сходить в землеустроительную и записаться на выдел.

– - Кто же это?

– - Быков, Васин да еще кое-кто. Они говорят: оттого все зло в деревне, что люди намозолили друг дружке глаза. Везде вместе, в праздник вместе, в покос вместе, на сходке вместе, все друг в дружке видят, -- ни почета никакого, ни уважения. А как разойдутся по отрубам, любезней станут.

– - Неужели правда, так и говорят?

– - Болтают, а там кто их знает. Може, кто один заправляет. Только если так, то это очень хорошо выйдет: эти старики пойдут, вся деревня не удержится, и тогда выделим общее пастбище. Вот скорей бы Харитон Петров выздоравливал.

– - Когда так, и без него дело сделается.

– - Сделается, да не так. Он больше других понимает, что как лучше будет, а то его нет, вы уедете, много бестолочи произойдет…

XXX

Следователь держал охапкинцев целый день. Опрос был длинный, подробный, некоторых вызывали по нескольку раз. Наконец все были допрошены, и следователь проговорил:

– - Ну, можете ехать домой, да живите посмирнее, а вы двое, -- отделил он Андрея Егорова и Восьмакова,--- останетесь.

– - А нам зачем же оставаться, ваше благородие? -- весь красный, спросил Восьмаков, уставляясь в спокойное и сытое лицо судебного следователя.

– - Вас я арестую.

– - За что же?

– - Сами знаете…

Андрей Егоров стоял молча, беспомощно моргая своими выцветшими глазами. Восьмаков же точно весь налился ртутью. Все в нем прыгало -- и глаза, и щеки, суетливо двигались руки. Он не своим голосом часто забубнил, спеша как можно больше выпустить слов:

– - Ваше сокородие, за какое же дело? При чем же тут я? Я ни к чему не касался. Андрей Егоров хоть отбивал себе землю, а я к этому в стороне. Если я с Андреем Егоровым компанию водил, так мы с ним сызмальства приятели.

– - Вот вы по-приятельски-то и сделали это.

– - Что мы сделали? Если я косил у него, так по найму. Меня наняли, я и пошел. Потом я не один. Нас пять человек. Отчего же тех не сажают в тюрьму?

– - Те Костина ни на что не подбивали.

– - А мы подбивали?

– - Он показывает, и другие свидетели подтверждают.

– - Неправда это.

– - Мне показывают. А там какие показания будут на суде, суд и решит. Подтвердится -- вас обвинят, не подтвердится -- оправдают.

– - Это до суда и сидеть? -- ужаснулся Восьмаков. -- Ваше сокородие, будьте милостивец!..

Восьмаков вдруг упал перед следователем на колени и плаксиво стал умолять отпустить его. Следователь неприятно поморщился и кивнул вызванным им полицейским:

– - Уведите его.

Полицейские подняли с пола Восьмакова. Он вдруг злобно оглянулся на Андрея Егорова и угрожающе проговорил:

– - Из-за тебя мне сидеть придется. Ну, если я из-за тебя буду сидеть, ты из-за меня совсем не выйдешь.

Андрей Егоров даже не повернулся к нему, -- он как будто плохо сознавал, где он находится…

XXXI

Опять было несколько дней разговору об аресте и допросе следователя, о посещении землеустроительной комиссии, куда все-таки несколько мужиков успели сходить… Потом началось жнитво. Все разбрелись по своим полосам; сходиться для разговоров было некогда, и деревня снова понемногу успокоилась. Андрея Егорова и Восьмакова как заперли в тюрьму, так и не выпускали. Жены навестили их в первое же воскресенье. За это время обоим была очная ставка с Костиным, и Костин в глаза им заявил, что оба мужика подговаривали его убрать Мельникова, который мешал Андрею Егорову завладеть землей, и Машистого, который больше всего поддерживал Мельникова. Оба мужика не могли отклонить этого оговора. Вели они себя в тюрьме не одинаково. Андрей Егоров мало ел, отказывался от прогулок и ни с кем не говорил. Восьмаков же донимал всех уверениями, что он ничем не виноват и сидит напрасно. Всех покойнее чувствовал себя Костин. Он говорил, что здесь не каплет и хлебом кормят. Если же не дают водки, то это хорошо, от водки мужик дуреет и делает что не следует. А Матрена Машистая говорила о своем муже: раны его зажили, он выздоравливает, но когда выпишется из больницы, никто не знал.

В следующее воскресенье приехал непременный член насчет выдела и заявил, что заявлений о выделе поступило больше десяти. Кроме первых заявивших, присоединились еще: Кирилл, Чубарый, Быков и Васин, Анисья и Настасья вдова…

Староста и сход отнеслись к выделявшимся спокойней, чем при первом заявлении, и дело шло тихо.

– - Ну, что же, все заявившие согласны на выдел?

– - Мы все согласны, только вот Харитон Петров.

– - И Харитон не откажется, -- поспешила заявить Матрена. -- Нешь он так будет бегать? В миру он теперь не работник.

– - А когда так, -- заявил непременный член, -- сейчас составим приговор, проведем его через комиссию, а к осени пришлем к вам землемеров.

– - А оценка будет?

– - Если хотите, лучше бы.

– - Желаем по оценке, -- заявил Васин и отошел в сторону.