Однополчане - [6]
— Командир эскадрильи Брюзгин, — невысокого роста, плечистый, немолодой летчик сделал шаг вперед. Его мохнатые запыленные брови нахмурились, он метнул взгляд на своих подчиненных.
Те поняли его и быстро построились в одну шеренгу.
— Так вот, товарищ Брюзгин, приказано всех «безлошадных» летчиков направлять в Полоцк в пехотную дивизию Кухаренко.
На суровых лицах летчиков — удивление и испуг.
— Значит, искупать вину. Разве мы виноваты?.. Зорин искоса взглянул в сторону говорившего и сказал внушительно и твердо:
— Кто виноват, разберутся без нас. Сейчас не это главное. Надо любой ценой сдержать врага, пока не подбросят резервы. Самолетов нет, а воевать надо. Я передаю приказание.
— Сытый голодного не поймет…
— Да замолчи ты… лейтенант Фокин! — прикрикнул Брюзгин. — Обстановка, товарищ командир, ясна. Разрешите накормить людей. Вторые сутки не ели.
— Разрешите еще вопрос? — подался вперед Фокин. — Если появятся самолеты, нас не забудут?
— Думаю, что нет, — и, повернувшись к помощнику начальника штаба, Зорин приказал: — Отведите людей в столовую. Накормите ужином по всем правилам.
— И сто граммов будет? — удивленно спросил молодой летчик.
— Да.
— Порядок…
Александр Николаевич опустил голову. Немного погодя с усилием сказал:
— У нас сегодня четырнадцать человек погибли в воздухе. А вам от души желаю долгой жизни…
Командир полка остался один. Он стоял и смотрел вслед летчикам. Потом, взглянув на порозовевшее небо, на красноватые верхушки притихшего леса, пошел на командный пункт. На поляне стоял небольшой домик, сделанный из сырых бревен. Обогнув осинник, Зорин вошел в продолговатое помещение. Навстречу командиру полка из-за стола поднялся Чугунов. Он не стал расспрашивать Зорина о полете, понимал, что творилось в душе командира.
— Донесение кончаю. Сегодня сделано сто шестьдесят самолето-вылетов. Семь экипажей не вернулись с задания.
— Погибли, — поправил его Зорин.
— Сейчас исправлю. Посылаю и наши соображения. Пока не будет истребителей сопровождения, большими группами летать нельзя.
— Согласен. Дмитрий Васильевич, надо всех погибших представить к правительственной награде, у тебя складнее получается. Я бы им всем Героя присвоил. Сгорели, но не сдались… Гущина, Колоскова и Банникова я представлю, — Зорин сел на скамейку и вытянул ноги. Сразу навалилась усталость. Стараясь справиться с ней, поднял голову, огляделся. И только теперь увидел в углу сигнальщика. Тот, понурившись, сидел на ящике от бомб. По бокам стояли с винтовками два моториста.
— За нами следил, гадина. Вот, Александр Николаевич, полюбуйся. — Чугунов поставил на стол небольшой раскрытый чемодан. Там лежали несколько банок тушонки, кусок сала, копченая колбаса, две ракетницы, несколько десятков ракет, зеленая гимнастерка с тремя кубиками на петлицах.
— А вот карта, описание наших самолетов, — комиссар передал все это командиру.
Да, разведка у них неплохо поставлена. Даже мы не знали своих самолетов, для нас секретом было, а врагу все известно. И он, вспомнив рассказ генерала, помрачнел. На карте большими кружками были отмечены наши постоянно действующие аэродромы и маленькими точками — посадочные площадки. «Не густо. Все же не все известно», — подумал Зорин.
— Фамилия? — неожиданно резко спросил он.
— Стукач, — гортанным голосом ответил сигнальщик.
Командир полка в упор разглядывал Стукача. Одет в зеленый комбинезон, на ногах высокие резиновые сапоги. Лицо круглое, жирное.
— Документы?
— Здесь. Ваш уже смотрел, — и покосился на комиссара.
— Паспорт фальшивый, по морде вижу, не белорус вы, а немец.
— Так точно, угадали, — холодные глаза, не мигая, смотрели на Зорина.
— Война вами проиграна, — нагло бросил шпион. — Наши войска прошли Гродно, Лиду, днями будут в Минске, а там Смоленск, Москва. Европа будет единой германской империей — от океана до Урала.
— А дальше?
— Сибирь нас не интересует.
— Как попали к нам?
— Ночью под 21 июня нас, целую группу, сбросили в Августовскую рощу. Каждый получил задание следить за движением русской летной части и подавать сигналы. Я должен был сопровождать вас до Смоленска, а там встретиться с другим…
— Когда думали быть в Смоленске?
— В первых числах июля. Как видите, напрасно сопротивляетесь. Давайте договоримся. Вы освобождаете меня, я вам и вашим подчиненным гарантирую жизнь.
Зорин подался вперед, сжал кулаки, Но сдержался.
Моторист, стоящий поближе к немцу, вдруг приподнял винтовку и размахнулся.
— Ах ты, подлюка… — солдат задыхался от возмущения.
— Репин! — строго прикрикнул Чугунов.
— Да, как же, товарищ комиссар.
— Успокойся. Он не свое говорит.
На столе громко зазвонил телефон. Чугунов взял трубку.
— Слушаю. Да, машину и одного техника. Сейчас отправляем. — Комиссар положил трубку. — Начальник штаба звонил.
— Куда отправлять, зачем? — спросил Зорин.
— В штаб фронта. Там есть специальные люди, они допросят.
Немец, настороженно вытянув шею, прислушивался. Александр Николаевич встал. Он хорошо знал, что в штабе после допроса сигнальщика отправят в тыл, в лагерь военнопленных. В живых останется.
— Мое мнение — расстрелять! — и вопросительно взглянул на Дмитрия Васильевича.
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.