Однополчане - [6]

— Командир эскадрильи Брюзгин, — невысокого роста, плечистый, немолодой летчик сделал шаг вперед. Его мохнатые запыленные брови нахмурились, он метнул взгляд на своих подчиненных.

Те поняли его и быстро построились в одну шеренгу.

— Так вот, товарищ Брюзгин, приказано всех «безлошадных» летчиков направлять в Полоцк в пехотную дивизию Кухаренко.

На суровых лицах летчиков — удивление и испуг.

— Значит, искупать вину. Разве мы виноваты?.. Зорин искоса взглянул в сторону говорившего и сказал внушительно и твердо:

— Кто виноват, разберутся без нас. Сейчас не это главное. Надо любой ценой сдержать врага, пока не подбросят резервы. Самолетов нет, а воевать надо. Я передаю приказание.

— Сытый голодного не поймет…

— Да замолчи ты… лейтенант Фокин! — прикрикнул Брюзгин. — Обстановка, товарищ командир, ясна. Разрешите накормить людей. Вторые сутки не ели.

— Разрешите еще вопрос? — подался вперед Фокин. — Если появятся самолеты, нас не забудут?

— Думаю, что нет, — и, повернувшись к помощнику начальника штаба, Зорин приказал: — Отведите людей в столовую. Накормите ужином по всем правилам.

— И сто граммов будет? — удивленно спросил молодой летчик.

— Да.

— Порядок…

Александр Николаевич опустил голову. Немного погодя с усилием сказал:

— У нас сегодня четырнадцать человек погибли в воздухе. А вам от души желаю долгой жизни…

Командир полка остался один. Он стоял и смотрел вслед летчикам. Потом, взглянув на порозовевшее небо, на красноватые верхушки притихшего леса, пошел на командный пункт. На поляне стоял небольшой домик, сделанный из сырых бревен. Обогнув осинник, Зорин вошел в продолговатое помещение. Навстречу командиру полка из-за стола поднялся Чугунов. Он не стал расспрашивать Зорина о полете, понимал, что творилось в душе командира.

— Донесение кончаю. Сегодня сделано сто шестьдесят самолето-вылетов. Семь экипажей не вернулись с задания.

— Погибли, — поправил его Зорин.

— Сейчас исправлю. Посылаю и наши соображения. Пока не будет истребителей сопровождения, большими группами летать нельзя.

— Согласен. Дмитрий Васильевич, надо всех погибших представить к правительственной награде, у тебя складнее получается. Я бы им всем Героя присвоил. Сгорели, но не сдались… Гущина, Колоскова и Банникова я представлю, — Зорин сел на скамейку и вытянул ноги. Сразу навалилась усталость. Стараясь справиться с ней, поднял голову, огляделся. И только теперь увидел в углу сигнальщика. Тот, понурившись, сидел на ящике от бомб. По бокам стояли с винтовками два моториста.

— За нами следил, гадина. Вот, Александр Николаевич, полюбуйся. — Чугунов поставил на стол небольшой раскрытый чемодан. Там лежали несколько банок тушонки, кусок сала, копченая колбаса, две ракетницы, несколько десятков ракет, зеленая гимнастерка с тремя кубиками на петлицах.

— А вот карта, описание наших самолетов, — комиссар передал все это командиру.

Да, разведка у них неплохо поставлена. Даже мы не знали своих самолетов, для нас секретом было, а врагу все известно. И он, вспомнив рассказ генерала, помрачнел. На карте большими кружками были отмечены наши постоянно действующие аэродромы и маленькими точками — посадочные площадки. «Не густо. Все же не все известно», — подумал Зорин.

— Фамилия? — неожиданно резко спросил он.

— Стукач, — гортанным голосом ответил сигнальщик.

Командир полка в упор разглядывал Стукача. Одет в зеленый комбинезон, на ногах высокие резиновые сапоги. Лицо круглое, жирное.

— Документы?

— Здесь. Ваш уже смотрел, — и покосился на комиссара.

— Паспорт фальшивый, по морде вижу, не белорус вы, а немец.

— Так точно, угадали, — холодные глаза, не мигая, смотрели на Зорина.

— Война вами проиграна, — нагло бросил шпион. — Наши войска прошли Гродно, Лиду, днями будут в Минске, а там Смоленск, Москва. Европа будет единой германской империей — от океана до Урала.

— А дальше?

— Сибирь нас не интересует.

— Как попали к нам?

— Ночью под 21 июня нас, целую группу, сбросили в Августовскую рощу. Каждый получил задание следить за движением русской летной части и подавать сигналы. Я должен был сопровождать вас до Смоленска, а там встретиться с другим…

— Когда думали быть в Смоленске?

— В первых числах июля. Как видите, напрасно сопротивляетесь. Давайте договоримся. Вы освобождаете меня, я вам и вашим подчиненным гарантирую жизнь.

Зорин подался вперед, сжал кулаки, Но сдержался.

Моторист, стоящий поближе к немцу, вдруг приподнял винтовку и размахнулся.

— Ах ты, подлюка… — солдат задыхался от возмущения.

— Репин! — строго прикрикнул Чугунов.

— Да, как же, товарищ комиссар.

— Успокойся. Он не свое говорит.

На столе громко зазвонил телефон. Чугунов взял трубку.

— Слушаю. Да, машину и одного техника. Сейчас отправляем. — Комиссар положил трубку. — Начальник штаба звонил.

— Куда отправлять, зачем? — спросил Зорин.

— В штаб фронта. Там есть специальные люди, они допросят.

Немец, настороженно вытянув шею, прислушивался. Александр Николаевич встал. Он хорошо знал, что в штабе после допроса сигнальщика отправят в тыл, в лагерь военнопленных. В живых останется.

— Мое мнение — расстрелять! — и вопросительно взглянул на Дмитрия Васильевича.