Одним ангелом меньше - [11]

Записав адрес, он повесил трубку, позвал Севу и участкового, увлеченно листавших номера «Плейбоя», и вместе с ними и следователем вышел из квартиры.

Стряхивая с зонта воду, Иван вошел в кабинет. Раньше они обитали здесь вдвоем: он и его давний друг и соратник капитан Леша Зотов. Тогда их кабинет был прямо-таки роскошным просторным офисом. А теперь к ним подселили Костика, и стало как-то тесновато. Столы стояли впритык друг к другу, шкаф открывался только при условии, что Иван отодвинет свой стул, а с диванчиком, на котором так сладко дремалось во время дежурств, и вовсе пришлось распрощаться.

Зотов сначала был резко против подобного уплотнения, но после того, как Костя вымолил у Боброва компьютер, древний, как динозавр, и постоянно глючивший, подобрел. Компьютер за неимением другого места поставили на его стол, и теперь Алексей все свободное время проводил за всевозможными, по мнению Ивана, совершенно дурацкими играми. Вот и сейчас он увлеченно играл в разноцветный «Тетрис». Костик тем временем наворачивал из банки трехминутную лапшу. На этикетке была изображена омерзительная амеба, а ниже значилось: «Пикантная лапша с конченым мясом».

— Разрешите доложить, товарищ майор, приказ товарища следователя выполнен: не знаю, куда схожено, не знаю, что принесено, — промычал он сквозь ком лапши. — Значит, так, Вань. — Костя наконец справился с «деликатесом» и заговорил по-человечески. — Прописана Колычева в квартире одна, с девяносто первого года. Это из паспортного стола. Потом поехал туда, где она раньше жила, — на Садовую. Там девчонки за шоколадку — кстати, с тебя пять рублей — порылись в домовых книгах. — Костя умолк, выскребая из банки остатки лапши. — Между прочим, влипли мы с тобой по-крупному, потому что Чешенко сам дело вести будет, так уж ему попало. Зотыч, будь дружком, воткни кипятильник.

Леша нажал «паузу» и смурно поинтересовался, в какое именно место предпочтительней воткнуть кипятильник, надо ли его предварительно включить и давно ли Костя Малинин стал мазохистом.

— Ладно вам, юмористы! — Иван сам опустил кипятильник в двухлитровую банку с водой и вытащил из шкафчика кофе и сахар. — Пять рублей стребуй с Чешенко. А лучше все десять. И вообще, мне эта петрушка не нравится. Что нам, делать больше нечего? Мы кураторы, а не мальчики на побегушках. Так что там, в домовых книгах?

— В книгах, в книгах… Пылища там такая, просто ужас! А девушка наша до своих десяти лет жила с родителями, Сергеем Анатольевичем и Марией Григорьевной, которые были выписаны в связи со смертью.

— И это все? Знаю я уже про родителей, нашли в квартире свидетельства о смерти.

— Одна из девчонок посоветовала зайти к соседке Колычевых, та, дескать, там живет с сорок какого-то года и должна их помнить.

— Ну и?..

— Ну и вот. Ирина Андреевна, милейшая старушка. Плакала, когда узнала, что Марина умерла, спрашивала, когда похороны. А в общем-то, Вань, ничего экстраординарного я не узнал. Родители Колычевой погибли в автокатастрофе. Ее забрала сестра отца, Антонина Колычева. Квартиру на Садовой сдавали, а жили на Обводном. В восемьдесят девятом тетка умерла. Марина приезжала на Садовую, заходила к соседке, сказала, что жить в своей квартире не будет, поменяет на другую. — Костя разлил закипевшую воду в три чашки. — Налетай! Кстати, я проверил по базе данных, ни у нас, ни у соседей Колычева нигде не проходила. Это все. А у вас?

— А у нас подбили глаз! — Иван начал рассказывать об осмотре квартиры, о разговоре с соседкой и о телефонных звонках. — И вот еще что. Ребята быстренько по квартирам еще раз пробежали, где был кто-нибудь. Иномарку черную соседи видели. Фишка в том, что машины во дворе ставят, но там, где просто так никто не ходит. Проход во двор — под аркой и в сторону, мимо помойки. Вот никто подробностей и не разглядел. Только один мужичок — он тоже там тачку держит — говорит, вроде «Сааб», а в номере есть семерка.

На какое-то время воцарилось молчание. За окном монотонно шумел дождь. На тротуарах раскинулись моря, под которыми коварно блестел грязный лед. Люди передвигались медленно, балансируя, будто канатоходцы.

«Скорее бы весна, — подумал Иван. — Если этот кошмар замерзнет, — а он замерзнет! — летать будем… Как бабушка говорила: летел как ангел, упал как черт».

— Слушай, Лешик, — Костя помешал на дне чашки нерастаявший сахар, — а чего это ты сидишь, кубики гоняешь? Работы нет, что ли?

Зотов положил рыжую лохматую башку на стол и расплылся в улыбке. Посветлевшие за зиму веснушки ярче проступили на широких скулах. Ярко-голубые глаза сияли неземным блаженством.

— Имею право! Мы сегодня своих педералов закрыли и спихнули в архив. Думаю, это надо обмыть! Вы как?

Иван едва сдержал улыбку.

— Я бы с удовольствием, но Галка меня слопает с тапочками. У меня же сегодня отгул. Я ей шкаф обещал починить. И потом. Кость, это Лешик у нас именинник, а нам — пахать и пахать. Дружно плюем на Кузнецовскую, пусть сами ковыряются. У нас снайпер Паша плачет, на нары просится, а мы ему никак помочь не можем. Давай-ка ноги в руки — и в Купчино. Поговори еще раз с той девчонкой, которая его не узнала. Мне кажется, она врет. Может, боится.