Одним ангелом меньше - [10]

— А она к вам?

— Да за все годы раза два всего, то ли спички попросить, то ли соль — не помню.

— А с другими соседями Марина общалась? В тридцать седьмой вроде нет никого сейчас? — наконец вступил в разговор молчавший до сих пор Сева. Иван заметил, что Чешенко поморщился.

— Точно, точно, нет. Там никто не живет. Хозяева-то за границей, сдают квартиру, жильцы все время меняются. Только последние месяца два никто не жил.

Иван слушал и автоматически рисовал в блокноте рожицы. Записывать пока было нечего.

— Зинаида Павловна, а Марина ничего о себе не рассказывала? Где работает, например? Или, может, вы от кого-то еще знаете?

— Работает? Да, работает она… Лет пять вообще дома сидела. Я, говорит, на дому работаю, по договору. «По договору», как же! Кобели к ней со всего города каждый день приезжали. Возились так, что у меня картина со стены чуть не падала. Вот по какому договору! А потом и правда куда-то пристроилась, видать. Уходила каждый день утром, приходила вечером. Но вот куда — не знаю, — соседка пожевала губами. — Не спросишь ведь. Дурно, конечно, так о покойнице, но нехорошая она была женщина.

— Почему?

— Ну, такая вся… Идет, нос задрав, прошипит сквозь зубы «дрась» — как плюнет, уж молчала бы лучше совсем. А то кот бродячий повадился на половике ее спать, под дверью. Так она его ногой, ногой да губы кривит…

— Извините, Зинаида Павловна, мы у Марины в шкафу свадебное платье нашли. Похоже, она замуж собиралась?

— Маринка — замуж?! Вот никогда бы не подумала, — соседка даже привстала со стула. — Она… Ну как вам сказать? Вот дочка моя, красивая, не хуже Маринки, замуж в восемнадцать выскочила. Живут с мужем в Туле, внучаток у меня двое, — голос женщины потеплел, — привозят ко мне погостить… А эта… Пустоцвет. Зачем ей семья? Ну разве что богатый он очень?

— Он? Вы его видели? — насторожился Чешенко.

— Ну, с полгода где-то ходит один. Другие-то как-то вдруг пропали, перестали ходить. А этот… Новый русский такой. Может, он и есть?

— А описать можете?

— Ну… Обычный. Возраст — ну как вот он, — она показала на Ивана. — И фигура тоже. Только тот пониже немного.

Иван стал делать в блокноте пометки: «30–35 лет, среднего роста, худощавый, темные волосы, черное длинное пальто».

— А, еще как-то видела, они из машины вылезали вдвоем, черная такая, красивая.

— Марку не помните?

— Да что вы, я в них ничего не понимаю. Но вроде не наша.

Зинаиде Павловне задали еще несколько вопросов и отпустили. Иван снова подошел к окну и стал смотреть на голые мокрые деревья в парке. Зеленовато-серые ветки тополей казались жадными костлявыми руками, которые в бессильной злобе тянулись к хмурому небу. Мысли, которые крутились в голове, были под стать небу: такие же хмурые. А с чего веселиться-то? Убийство, а не цирк-шапито. И не важно, что в их работе это повседневность. Каждый раз, выезжая на место преступления, Иван испытывал ярость и… отчаяние, особенно если жертвой были ребенок, старик или женщина. Но очень скоро все эти чувства превращались в сосредоточенность, охотничий азарт и желание непременно найти виновного. Другие говорили: на наш век работы хватит, все равно всех не переловишь, но Иван, подобно Глебу Жеглову, был уверен: преступник должен сидеть в тюрьме — и старался сделать все от него зависящее, чтобы так и было.

— Ничего пока не танцует, — сказал он, повернувшись к Чешенко. — Свадебное платье, тест да новый русский в черной иномарке — вот и все зацепки. А может, ее вообще маньяк какой-нибудь сделал? Вот и Семеныч сказал, что псих.

Следователь дернул плечом, словно крылом махнул, и протянул Ивану записную книжку в зеленой обложке. Книжка эта оказалась достаточно интересной. Женских имен в ней было всего несколько, остальные — мужские.

«Может, действительно проститутка? — подумал Иван. — Хотя клиенты таким дамочкам редко дают свои телефоны. Да, тут работы не на один день».

— Иван Николаевич, давайте прямо сейчас позвоним женщинам, а с мужчинами пусть потом Всеволод работает, — непререкаемым тоном спустил директиву Чешенко.

Ивану он нравился все меньше и меньше — высокий, сухощавый, с проседью в негустых волосах. Лицо жесткое и непроницаемое. Тонкие губы недовольно кривятся и то и дело исчезают совсем, поджатые в тонкую линию. Похож на зануду бухгалтера. Нет, на зануду главного бухгалтера.

«Придется потерпеть. Ну ничего, это ненадолго. Сменится с дежурства и передаст в производство кому-нибудь». Первый женский телефон принадлежал некой Алле Валентиновне, которая оказалась гинекологом и была в отпуске. У Кати никто не брал трубку. Потом выяснилось, что Наташа — это парикмахер и о Марине она ничего сказать не может, кроме того, что она ее постоянная и довольно щедрая клиентка. Последней была Оля, в скобках «Астроэкспо».

— Марина Колычева? — переспросил взволнованный женский голос. — Да, она у нас работает. Только почему-то ее нет до сих пор. Я ей звонила домой — никто не берет трубку, и сотовый тоже не отвечает. А она сегодня обязательно должна была быть, потому что…

— Девушка, извините, — перебил ее Иван, — но Марина погибла. Я из милиции. Вы мне расскажите, как к вам добраться, скоро наш сотрудник подъедет.