Однажды в СССР - [8]

Друзья поехали на море. К пляжу ходил только один маршрут, забитый в выходные до неприличия. Оттого друзья поехали кружным путем: дорогой, идущей через степь по кручам, а после — пешком через овраги, сады.

Шли через черешневый сад — хотя плоды уже местами алели, охрану еще не поставили, и Пашка нарвал полную кепку фруктов.

— Аркаша, да ты просто в раю живешь, — сказал он уже когда расположились на горячем песке. — Тепло, черешня на халяву, девчата опять же.

Пашка как раз любовался сочной девушкой, расположившейся чуть выше на берегу.

— А ты оставайся у нас, — предложил Аркадий. — Город большой.

— Как у вас остаться-то?..

— Да вообще не вопрос. Устраивайся к нам на завод… Найдем место.

Пашка посмотрел на приятеля оценивающе:

— Да ну, брось…

— Нет, в самом деле, чего тебе по миру мыкаться? Зачем?

Глава 6

Карпеко просыпался в полседьмого от треска и звона ехидного будильника, который иногда ночами разрушал чуткий сон следователя своим ходом.

Встав с постели, Сергей включал приемник «Воронеж», и пока тот грелся, спешил в уборную, что располагалась на улице. На обратном пути набирал в кране ведро воды: водопровода, равно как и канализации, в доме не имелось.

Затем на электроплите в кружке кипятил воду, или, если было — молоко. Молоко постоянно сбегало, поэтому Карпеко предпочитал воду, в которую после добавлял сгущенку. Молоко сгущенное или обычное необходимо было, чтоб забить отвратный вкус кофейного напитка — жутко горького пойла. На банке имелась надпись, что смесь приготовлена на основе кофе и ячменя. Но Сергей предполагал, что эту дрянь без затей фабриковали из желудей.

Советский кофе был подделкой, возведенной в ранг государственной идеологии. И всякое утро начинала маленькая ложь.

К чашке пойла Сергей делал бутерброд с маслом и пожелтевшим сыром, затем чистил зубы, брился, с неудовлетворением рассматривая свое изображение в зеркале. Если дело было летом, и погода позволяла, то бритье переносилось в летний душ.

На Сергея, собирающегося на работу, из угла смотрел закопченный лик какого-то святого. Икона осталась после матери, и снять ее у Карпеко не поднялась рука. Но лампадку он тоже не возжигал.

Около четверти восьмого Сергей выходил из дома. Если выдвигался позже — то спешил, срезая дорогу через кладбище. Изредка мог выйти и раньше, и тогда путь произвольно удлинялся.

У поселка имелось свое очарование. Съезжали соседи, рубили одни деревья, вместо них вырастали другие. Однако же, всегда можно было найти какой-то фрагмент, оставшийся с детства, быть может, не вполне материальный — вроде запаха сирени у соседского гаража, дыма костров осенью.

Или вот трансформаторная подстанция. Каждый подросток на кирпичах этого здания острой монеткой некогда выцарапывал свои инициалы. Чем выше были буквы, тем значительней ребенок смотрелся хотя бы в своих собственных глазах.

И порой, проходя мимо подстанции, Сергей поднимал взгляд, чтоб рассмотреть буквы «К.С.» где-то в метрах четырех от земли. Чтоб выцарапать их, лет пятнадцать назад они с приятелем встали в шесть часов, стянули лестницу… Эх, как тогда предательски дрожали ноги, стоявшие на последней ступеньке. Но хотелось дотянуться выше, оставить если не свое имя и фамилию, то хоть две буквы из них.

Явившись на службу, Карпеко выпил вторую чашку дрянного кофе за день, отправился на планерку, где узнал, что ночь прошла умеренно беспокойно. Опять дрались в пивной на автостанции: дружинник получил перелом челюсти, сотрясение мозга и легкую потерю памяти. Все остальное было скучнее макарон: опять хулиганил в эфире Лирник, скрашивая скуку выходных, дрались семейные пары. Но в этот раз обошлось без поножовщины. Колобродила молодежь.

После планерки присутствующие двинули на перекур. Карпеко вышел со всеми, и, шагнув меж кустов, растворился в городе.

Имелось одно крайне неприятное дело. Среди белого дня хирург из заводской поликлиники притащил прямо в райотдел милиции обглоданную собаками кость. Врач пояснил, что это не просто кость, а человеческий шейный позвонок. Сергей предположил, что некто разрыл могилу на кладбище, но врач обратил внимание на еще сочащуюся кровь из несодранного зубами мяса — у покойника даже трехдневной давности кровь бы свернулась.

Последующая экспертиза подтвердила выводы хирурга.

Налицо имелось убийство, потому что извлечение данной кости не совместимо было с выживанием донора. Но кто был убит — неизвестно. В городе то и дело пропадали люди, однако же, где-то с месяц никто об исчезновении родных и близких не заявлял.

Могла быть сотня объяснений, почему никто не кинулся жертвы.

Тревожило иное: по улицам города ходил убийца и, возможно, безумец.

Однако, дело надлежало расследовать без огласки. Иначе могли пойти слухи о фашистах в городе, сектантах, которые приносят кровавые жертвы. И тогда начнутся облавы на баптистов, на мирных пятидесятников. Не поймешь, что хуже.

И Сергей кружил по городу, прикладывая ухо к земле то там, то там. Не случалось ли подобного раньше? Не появился ли человек со странностями?.. Не произошло ли вне графика у кого-то психа обострение?..

— Что ты ищешь? — спрашивали его сослуживцы.