Однажды в СССР - [9]

— Когда я найду — пойму, что искал, — отвечал следователь Карпеко.

-

В лете было что-то от капитализма. От шумного, яркого и солнечного в стиле комедий с Луи де Фюнесом и Бурвилем. Город наводняли тысячи праздных отдыхающих, похожих на рантье. Они копили на этот отдых год, а то и более. Нынче они жались за каждый гривенник, но все равно тратили больше и щедрее местных.

Как раз в кинотеатрах снова крутили «Разиню», с экранов брезжило яркое солнце Италии и Франции. А мальчишки хвастали друг перед другом увиденными неместными автомобильными номерами.

И это осложняло следствие. Убитым мог оказаться какой-то отдыхающий, — рассуждал Карпеко. — Который, скажем, не сказал родным, куда едет отдыхать. Ну, или, родных у него не имелось. Никто такого не кинется — но это вовсе не повод человека убивать. Из четырех районов города Ильичевский был самым некурортным, но кто знает, каким ветром сюда занесло убитого?.. А, может, он командировочным был?.. Хотя нет, командировочного как раз кинутся.

А тут — тишина.

Глава 7

Пашка действительно не задержался в квартире. В понедельник он подал документы в заводской отдел кадров. Поскольку на заводе Аркадия знала всякая собака, уже после обеда Павел получил койку в общаге предприятия.

Жилплощадь размещалась под крышей пятиэтажки, отчего в помещении было жарко до одури. За окном шумела неширокая улица, между домами резвились дети из Дома Молодого Специалиста — общежития более благоустроенного. Туда селили работников для завода нужных или тех, у кого были не слишком большие связи. Специалисты старели, росли их дети, сами становились специалистами — но расселять эти семьи не торопились.

Пашкина комната, рассчитанная на четырех человек, впрочем, была пуста наполовину. Кроме Павла в ней обитал еще один обрубщик, который работал в литейном цехе. Получал он изрядно, но работа выматывала его до последней степени. И, вернувшись в общежитие, он падал на кровать и спал. Проснувшись, делал чай и печально курил. В выходные — либо пил водку, либо уезжал в село в двадцати километрах от города, где жила его семья.

На этаже имелось два туалета — мужской и женский, были две кухни, на плитках которых вечно горел газовый цветок.

Павлу досталась кровать с продавленной сеткой, тощий матрас и серые казенные покрывала с синим штампом.

— К зиме выдадут одеяло! — улыбнулся Пашка. — Будем жить, командир.

— Извини, что так скромно.

— Да ерунда! Бывало хуже. А здесь сам себе хозяин — ушел, когда захотел.

Аркадий не сразу понял, что речь идет о тюрьме.

В магазине хозтоваров купили кастрюлю, сковородку, в овощной сетке — морщинистой картошки, в продуктовом — водки и хлеба. Еще в трехлитровую банку купили кваса — удивительно вкусного по летней жаре.

Картошечку пожарили и съели под водку, отмечая новоселье.

Вспоминали армейскую службу, то, как Пашка бросался за командира в драку, а тот его всеми правдами и неправдами спасал от гауптвахты. После — перешли на личное.

— А ты по миру катаешься? Тебе бы остепениться пора, жениться?..

— Не буду. Не хочу жениться, — ответил Пашка. — Положим, найду какую-то женюсь. А она начнет стареть, толстеть, брюзжать, чтоб я на молоденьких не смотрел. А так я свободен, на кого хочу — на тех и смотрю. Сам-то ты чего не женился?..

— Собирался, да вот расстались…

Пашка почесал затылок.

— А, да, ты что-то говорил. Что там с бабой твоей?..

— Не называй ее так…

— Ну, хорошо, с подругой? Ушла к другому?

— Она говорила, что хочет побыть одна.

— Да брось. Помнишь, монголы говорили: девушки — как обезьянки: пока не схватят за следующую ветку — предыдущую не отпустят.

— В Монголии нет обезьян. Я ни одной не видел.

— Ха! Ты еще скажи, что самих монголов не видел! Слушай, есть деловое предложение: давай выследим нового и поломаем ему ноги!

В ответ Аркадий покачал головой.

— А чего нет? — обиделся приятель.

— Ну… Девушки любят больных. Ухаживают за ними.

— А мы ему еще нос сломаем и уши! Уродов никто не любит — я тебе это обещаю, командир.

Аркадий лишь отмахнулся — так выяснять отношения казалось недостойным.

-

В будний день после работы сходили за двугривенный на кино в «Юбилейный». Пашка попытался познакомиться с милой контролершей, которая проверяла при входе билеты.

— Девушка, а вам говорили, что вы похожи на Людмилу Гурченко? Вы, наверное, в кинотеатр пошли, потому что…

— Мужчина, проходите, не создавайте очередь, — срезала контролер, хотя за ними и не было никого

— И вам доброго дня… — смирился Пашка.

Зал практически пустовал, на экране герои нудно спорили, как надо работать, перевоспитывали тунеядцев. Сзади кто-то целовался, и Пашка даже пару раз оглядывался, но в темноте ничего не рассмотрел.

После, сидя на ограде школьного палисадника, из бумажных стаканчиков ели самое дешевое мороженное, купленное в продмаге рядом. В детском садике напротив скрипели качели. По трубе школьного стрелкового тира бегали мальчишки, другая компания гоняла мяч на каменистом футбольном поле.

На трансформаторной подстанции краской было выведено «Rock is dead», хотя в этой стране рок еще и не рождался.

День томно клонился к вечеру. Мимо, дробно стуча каблучками, прошла девушка.