Однажды в Париже - [26]

Чтобы вызвать у Ренара тревогу, нужно было много больше деталей. А так, наоборот, эти перспективы возбудили его. Он любил удары и стычки. Моя агрессивность его не шокировала. Мало того что ужин наш продолжился без какой-либо напряженности, но еще в тот момент, когда подали десерт, нога Ренара стала скользить вдоль моей ноги: Лис снял ботинок и нежно, умело гладил ногой мою щиколотку. Буду откровенной: если в компании приятель схватит меня за задницу, это никогда не вызовет у меня сердечного припадка. Мне даже это будет лестно. Но тут, однако, я испытала шок. Дженнифер ему мало было, ему были нужны две женщины, дополняющие друг друга. У этого хама наглости было хоть отбавляй. Кадрить меня в присутствии Брюса, которому он мозги пудрил весь вечер! Ренар упивался своим богатством, своей динамичностью, своим якобы имеющимся шармом, но если он думал мчаться по жизни стремительно, как Миссисипи, то я совсем не желала, чтобы меня увлек с собой этот поток. Спокойно, не устраивая скандала, я кончиком ноги отодвинула от Ренара его ботинок и положила туда полную ложку ванильного мороженого, пока эти два олуха наливали себе еще вина. Как ни в чем не бывало, я пододвинула эту ловушку обратно к нему, а потом предложила пойти выпить кофе на маленькую террасу внизу, над пляжем. Я попросила Брюса перед этим подняться в номер и взять для меня шаль. Через мгновение, когда Ренар попросил у меня разрешения подняться в номер, посмотреть, как там Дженнифер, я не позволила. Сухо, так, как, я уже знала, должно было ему понравиться, я проговорила:

— Нет, вы останетесь со мной. Вы снимете этот ботинок, когда я разрешу. Понятно?

— Да.

— Да, кто?

— Да, мадам.

Ренар был у меня в руках. Если бы я захотела, то могла бы заставить его искупаться в холодном море. Я предпочла отпустить его восвояси. Когда Брюс вернулся, я попросила его устроить прогулку влюбленных при лунном свете. В восторге от того, что удалось отделаться от Ренара, он попрощался с ним, позволив ему вернуться в свое логово, чтобы погреться там на подушках. Затем я немедля рассказала Брюсу об инциденте. Реакция: нулевая. Он просто счел подобное поведение Ренара комичным и посоветовал мне не придавать значения такого рода авансам.

— Не буду кипятиться, — покачал головой Брюс, — иначе потом в Нью-Йорке ты подумаешь, что тебе позволяется делать это каждый вечер. Ты даже не можешь себе представить, сколько женщин готово лечь в постель со звездой. Поступай, как я: береги нервы. Впрочем, не стесняйся, если Ренар тебе нравится, ты свободна.

Я даже не ответила ему. Я просто чмокнула его в руку, которую он держал на моем плече, обняла его за талию, и мы спустились по маленькой тропинке таможенников и контрабандистов, которая шла над морем. Ветер дул со стороны Африки, очень нежный. В темноте было такое впечатление, что идешь по иссушенной почве, насыщенной ароматами. Вдали, очень далеко, крошечный золотистый луч маяка пронзал ночную тьму. Неразличимые сияющие точки как бы пунктиром обрисовывали линию берега. В первый вечер здесь Брюс взял с собой на берег гитару и, сев на парапет, пропел мне весь репертуар «Битлз» и еще «Je t'aime, moi non plus» Сержа Генсбура[51]. Проходя мимо, пара, жившая в той же гостинице, что и мы, узнала Брюса, они сели поодаль от нас. Назавтра они прислали нам в номер красивый графин из керамики, копию экспоната из музея этрусков, находившегося неподалеку. Сейчас мы просто немного прошлись. Бесполезно ожидать от Брюса каких-либо сексуальных эскапад на открытом воздухе — а я бы охотно ему посодействовала. Не встречала более стыдливого мужчину, чем он. Через некоторое время мы сели на скамейку, он прижался ко мне, и все. Брюс по-настоящему любил только нежность в молчании. Мы наелись этим досыта. Как раз перед тем, как мои пальцы на ногах, замерзшие как лед, едва не начали отваливаться, я дала знак, что пора возвращаться. Когда я поднялась в наши апартаменты, Брюс — так происходило каждый вечер — ушел в музыкальный салон играть на пианино.

В темноте у кровати завибрировал мобильный телефон. Кто-то послал эсэмэску. Это была Коко собственной персоной. Она сожалела, что вынуждена нас побеспокоить и сообщить неприятные новости: завтра утром мы получим по «Федерал Экспресс» последний номер журнала «Вот так!». Именно в редакции сообщили ей наш адрес. Нам посвятили материал на четырех страницах под названием «Сердце рокера». Это совсем не помешало мне заснуть, но с семи часов утра я уже бодрствовала, волнуясь от нетерпения. Потом, поверьте мне, когда принесли завтрак и этот пресловутый журнал, статья в «Вот так!» меня успокоила. Это была официальная информация, пресса написала о нас черным по белому. Конечно, все было далеко от действительности, но, по крайней мере, поучительно. Для историка, пусть и любительницы, стать персонажем опубликованного материала — это открывает новые перспективы в отношении «источников», на которые часто ссылаются. После того как я прочитала «Вот так!», история Элоизы и Абеляра[52] стала вызывать у меня сомнения. Возможно, их страсть не была такой романтической, как об этом писали. Если сегодня журналы пишут что попало, то ведь и хронисты былых времен должны были больше полагаться на свое воображение, чем на факты. Присутствуя при последних боях за освобождение Парижа и прочитав через день эпическое повествование о битве, Поль Моран