Однажды темной зимней ночью… - [72]

Ширк, ширк, ширк. Пудель с розовым бантом на шее медленно вырезался из детской книжки с картинками.

Он выглянул в окно.

– А вот и море, как ты мечтала. Мы уже почти на месте.

Мейбл не подняла глаз от своей вырезки. Ее запястья слегка дрожали. Он мельком подумал, уж не пугается ли она его. Воспоминания о предыдущей ночи: ее молочно-белые бедра, ее тело, зажатое, едва податливое под ним, тот удивительно уютный островок темных волос (все это его не остановило) – вызвали в нем легкий укол раскаяния. Он попытался улыбнуться.

– Вот мы и приехали, – сказал он.

Дождь уже тогда начинался. Тяжелые капли шлепались на мостовую, расплывались маслянистыми пятнами. Тучи заволокли небо густой, как овечья шерсть, пеленой. Вдали кричали чайки. Виктор выбрался из экипажа и огляделся. Гостиница оказалась более дешевого пошиба, чем его заставили поверить, – тонкая изломанная трещина бежала вверх посередине фасада там, где здание медленно оседало, – он бросил быстрый взгляд на Мейбл в поисках признаков недовольства.

– Будем надеяться, ночью потолок не обрушится нам на головы, – заметил он, надеясь хотя бы развеселить ее, но куда там, Мейбл упорно не поднимала глаз от мостовой.

Их встретил хозяин гостиницы, возле него игрались двое ребятишек. Рыжий мальчик перекатывал через порог какие-то мелкие окаменелости. Черноволосая девочка укачивала завернутую в пеленки говяжью голяшку.

– Не плачь, – приговаривала она «кукле».

– Добро пожаловать, – сказал хозяин гостиницы, приглашая их внутрь. В холле на стенах обтекали сальные свечи, в воздухе стоял густой дух сырого мяса. С потолка в виде украшений свисали капканы на браконьеров, серпы и косы, их зубья и лезвия темнели ржавчиной. Хозяин повернулся к Виктору и уставился на него с несколько странным прищуром:

– Должен вас предупредить, пока не поздно.

– Что такое?

– Поговаривают, что у нас тут водятся привидения.

Виктор рассмеялся, а Мейбл охнула.

– Совсем как в тех романах, что ты читала, дорогая, – сказал Виктор. – Уверен, нечто вроде того. Разверстые могилы, гремящие веригами монахи и прочая чушь.

– Вовсе нет, – ответил хозяин, сопровождая их по узкому коридору к отведенной им комнате. Виктору пришлось нагнуться, чтобы не задеть тупое лезвие косы. – Вещи здесь имеют свойство принимать другой, чем обычно, облик. Ну, сами собой меняются. Шотландские селки[41], вы ведь слышали о них, да?

Виктор покачал головой.

– Ну как же, тюлени, которые обращаются в женщин. А женщины обращаются в тюленей. К нам частенько заглядывает призрак тюленя, он попался в сети у здешнего берега, и какие-то моряки забили его насмерть. А на следующий день там, где они бросили несчастное морское создание, нашли мертвую женщину, всю избитую.

При этих словах хозяин слегка коснулся пальцами запястья Мейбл. От взгляда Виктора не укрылось, как близко тот стоял к его жене, голова склонялась почти к самой ее шее. Как не укрылось и то, что Мейбл даже не подумала отойти. Виктор прыснул: ну и ну, в гостинице привидения, ее хозяин – сластолюбец, интересно знать, какие еще сюрпризы их ожидают? Должно быть, домовые, хором распевающие гимны?

– По ночам у нас тут свечки сами собой гаснут, – продолжал хозяин. – Это маленькая тюленичка дышит, дышит и задувает их.

Виктор снова хмыкнул.

– А еще после полуночи часто слышатся шаги, – прибавил мальчик, заходя следом за ними в их комнату.

Комнатка была так себе и тесновата, половицы с уклоном, оконце малюсенькое, как прищуренный глаз. Виктор предпочел бы двуспальное ложе, но заметил смежную комнатку, видимо предназначенную для Мейбл.

– Прислушаешься – и звук вроде как плавники шлепают, – продолжал мальчик. И изобразил высокие жалобные подвывания «амх», «амх», «амх», подозрительно напоминающие женские стоны наслаждения. – А потом слизь на простынях.

– Стонущие кровати, значит.

«О-очень хорошо», – подумал Виктор. Мейбл, и та догадалась, о чем речь, потому что щеки ее порозовели.

В этот момент ему показалось, что кровать вырастает до чудовищных размеров, заполняет собой всю комнату. Пурпурные занавеси балдахина, лоснящиеся точно обрезки потрохов. На подушках вмятины, наверняка от головы предыдущего постояльца. Призраков всех, кто до них совокуплялся на этой кровати. Виктор нетерпеливо вертел в руках трубку, ожидая, когда уберутся хозяин и его мальчишка.

– Да вот она, сами посмотрите, – продолжал хозяин, указывая на небольшую картину над комодом. – Само собой, до вашей красоты ей далеко. – И Виктор увидел, как хозяин гостиницы кладет руку на плечо Мейбл. Он закашлялся и сделал вид, что разглядывает картину.

Мазня мазней, разве что чуть получше, чем намалевал бы ребенок. Но сам образ, по правде говоря, растревожил его чувства. На тюленьем теле сидела голова девушки с отрешенным лицом, тюленья шкура сползала с плеч аккуратным слоем, точно спираль срезаемой с клементина шкурки. Ах, сколько женской плоти. Виктору вспомнились лубочные картинки, которые он прятал между страниц своей Библии: женщины с упругими грудями, между ногами сплошная мраморная гладкость, без всякого намека на подробности.

– Боже мой, – воскликнула Мейбл. – Вид у нее довольно пугающий.