Однажды преступив закон… - [26]

Валиев распродал оборудование по дешевке, повесил на ворота гаража огромный висячий замок и лично отнес ключ Букашину. Директор таксопарка опять глядел в сторону, и Валиев не стал выяснять отношения. Он положил ключ на стол, сухо попрощался и ушел, чтобы больше не возвращаться. На губах у него застыл горький привкус поражения, руки сами собой сжимались в кулаки, а символическая сумма, которую совестливый Букашин на свой страх и риск выплатил ему из кассы таксопарка в качестве неустойки, жгла карман. Мечта иметь собственное дело рухнула, подстреленная чеченским снайпером.

В начале октября Сергей Русланович привез из Рязани жену и дочь.

Глава 6

Валиев стоял в тени навеса на перроне Белорусского вокзала и курил, засунув руки в карманы кожаной куртки. Ему было жарко, С утра накрапывал дождик, дул пронизывающий порывистый ветер, и, выходя из дома, Сергей Русланович надел теплый вязаный свитер и кожанку. Однако к полудню тучи куда-то ушли, и неяркое октябрьское солнце, постепенно набрав силу, стало припекать плечи и макушку, заставляя Валиева прятаться в тень.

За спиной у него был зал ожидания, впереди виднелись платформы, к одной из которых только что подошла электричка. Валиев напрягся, но тревога оказалась ложной: это был пустой состав, поданный из депо.

Он огляделся, увидев знакомое, уже успевшее набить оскомину зрелище: растянувшись неровной редкой шеренгой, справа и слева от него стояли тепло, не по погоде одетые мужчины с одинаковым искательным выражением на лицах. Некоторые, как и он, курили, другие о чем-то беседовали, сбившись в кучки по два-три человека. Снующие по перрону люди проходили мимо них, как мимо столбов, а они то и дело негромко повторяли: “Такси. Такси берем. Куда поедем, командир? Дама, возьмите машину…” Иногда потенциальный седок кивал, и тогда счастливец, на долю которого выпал заработок, подхватив узлы и чемоданы, торопливо устремлялся к своей машине, увлекая за собой пассажира.

Валиев тщательно прицелился и с трех метров попал окурком в закопченную пасть мусорной урны. Окурок чисто прошел по центру отверстия, не задев край, и через секунду оттуда поднялась ровная голубоватая струйка дыма. Сергей Русланович снова огляделся. На вокзале было пустовато, и он от нечего делать закурил еще одну сигарету, отметив про себя, что распечатанная утром пачка подходит к концу. С тех пор как он закрыл собственную мастерскую и снова занялся частным извозом, жена не уставала повторять, что он слишком много курит. Валиев вздохнул. Он возил пассажиров всего неделю, но ему казалось, что он занимается этим лет десять, не меньше, Это была совсем не та работа, которой ему хотелось бы заниматься. Очень некстати вспомнилось, что в Европе и Америке за баранкой сидят, как правило, эмигранты, ни на что больше не годные и не желающие учиться, чтобы приобрести более престижную профессию.

"Ничего, – подумал он, – прорвемся. Это просто перерыв, коротенькая пауза. Ведь занимаются же , люди бизнесом – и ничего! Гибкости мне не хватает, вот что. Когда-то давно кто-то очень хитрый понавыдумывал правил и принципов, чтобы легче было дураков за нос водить, а я и уши развесил. Вот мне и дали по этим самым ушам… Слишком много задаю вопросов.

Он слегка напрягся и, прищурившись, повнимательнее вгляделся в двоих одетых в кожанки людей, медленно двигавшихся вдоль перрона. Помимо кожаных курток, на них были просторные, тщательно отутюженные брюки и сверкающие даже издалека дорогие туфли. Черты лица на таком расстоянии были неразличимы, но Валиев отчетливо видел иссиня-черные шевелюры и смуглую кожу. Один из кавказцев время от времени лениво затягивался сигаретой. Двигались эти двое неторопливо, словно прогуливались без всякой определенной цели. Проходя мимо дежурного сержанта, они обменялись с ним парой слов, после чего все трое рассмеялись. Сержант, повернувшись к ним спиной, скрылся в здании вокзала.

Он тоже двигался не спеша, бдительно поглядывая по сторонам и барабаня пальцами по прицепленному к портупее микрофону рации.

Кавказцы медленно приблизились к стоявшему на левом фланге высокому, крепкому на вид мужчине лет пятидесяти с сильно выдающимся вперед животом и толстощеким лицом, цвет которого свидетельствовал об отменном здоровье и волчьем аппетите. Заметив кавказцев, здоровяк засуетился. Лицо его расплылось в фальшивой улыбке, плечи неуловимо ссутулились, а рука без задержек нырнула во внутренний карман куртки, вернувшись оттуда с бумажником. Наблюдая за тем, как толстяк на виду у всего вокзала неприкрыто отсчитывает деньги вымогателям, Валиев не заметил, как закурил третью подряд сигарету.

В шеренге водителей началось шевеление. Вздыхая, продавцы скорости лезли кто за пазуху, кто в задний карман джинсов, извлекая на свет божий бумажники, портмоне и просто комки мятых купюр.

– Явились – не запылились, – пробормотал кто-то справа от Валиева.

– Да, мужики, – вздохнул еще кто-то,. – жили мы – горя не знали…

– Как же, не знали. Забыл Гогу?

– Его забудешь, как же… А только Гога свой был, московский, русский… Гад, конечно, но все-таки не эти гниды черномазые.