Однажды орел… - [367]

— Что же обо мне говорят, мистер Бимис? — спокойно спросил Дэмон.

Вертя шеей, словно воротничок душил его, промышленник зло посмотрел на Дэмона, но ничего больше не сказал.

— Я думаю, что никто не ставит под сомнение мою лояльность, — продолжал Дэмон. — Я служил своей стране сорок три года, служил и в хорошую погоду, служил и в ненастье, и это имеет гораздо большее значение, нежели вы думаете, мистер Бимис. Но я уважаю патриотизм людей других стран, людей, которые совершенно так же преданы своей стране, точно так же готовы к самопожертвованию и так же честны, как и мы. Случается, что они не веруют в то, во что веруем мы. Но обладаем ли мы неким неопровержимым доказательством того, что наш путь является единственно возможным путем для всего остального мира? Для мира, который не так уж трепещет перед нами, как нам хотелось бы думать. Для мира, который относится к нам совсем не так дружественно и совсем не с таким уважением, как это было всего лишь пятнадцать лет назад…

— Такой разговор ни к чему не приведет, — горячо возразил Бимис. — Вы считаете себя слишком хорошим для всех этих дел, не так ли, Дэмон? Слушайте, у нас у всех есть дела, которые надо делать и которые не ждут. Мое дело управлять «Комнетрином», а ваше — исполнять принятые решения.

— Небольшая поправка, — парировал Дэмон. — Мое дело давать советы. И я даю их.

— Сэмюел, — вмешался Мессенджейл, вынув изо рта свой гагатовый мундштук, — уж не пытаетесь ли вы выдвинуть теорию, что коммунистический Китай не является противником Соединенных Штатов?

Мессенджейл… Он по-прежнему обладает властью, обаянием, плавностью речи, поразительными интеллектуальными достоинствами… Он всегда будет таким, всегда будет командовать… Но сейчас это не имеет значения. Этот безумный план нападения на континентальный Китай с использованием деморализованной, дряхлой, оборванной армии Чан Кайши был задуман не ради интересов вооруженных сил, или страны, или мира.

— Не знаю, генерал, — тихо сказал Дэмон. — Идти в ногу со временем довольно трудно. Помните, тогда, в тысяча девятьсот пятидесятом году, и вы, и присутствующие здесь Блисс и мистер Бимис — все вы говорили нам, что подлинным врагом является Советский Союз… Вы призывали нас воевать с русскими, предрекая ужасные катастрофы, которые неминуемо обрушатся на наши головы, если мы не разбомбим Москву. Мы не вняли вашему совету, а обещанных вами катастроф не произошло. Теперь вы говорите мне, что подлинным врагом, тем самым злонамеренным агрессором, с которым мы должны сражаться до последнего солдата, является Китай. — Дэмон обвел сидящих за столом презрительным взглядом. — Какая была бы жалость, джентльмены, если бы все мы погибли в превентивной войне с русскими в тысяча девятьсот пятьдесят первом году, в войне, которая, как теперь очевидно, была совершенно не нужна!..

Они молчали. Дэмон явился как бы парализующим их магнитом, притягивавшим к себе всю их ненависть. Однако они молчали. Как это всегда говорила Томми: «Никто не может ответить тебе „нет“, Сэм». Когда она произносила эти слова, в ее голове звучало отчаяние любящей женщины. Так тому и быть. Он сделает еще одну попытку.

— Сэр, — обратился он к заместителю министра, — я прошу вас пересмотреть все это самым тщательным образом. Предлагаемое генералом Мессенджейлом рискованное предприятие успехом не увенчается. Оно погубит нас. Тайбэй хладнокровно использует нас для достижения своих целей, китайский народ будет сражаться стойко и умело. Мы будем затянуты в море крови, принесем неисчислимые жертвы: две дивизии, десять дивизий, сорок дивизий, а чего мы добьемся? Этой войне не будет конца, и мы выдохнемся, как выдохлись японцы в долине реки Хуанхэ. Это отнюдь не ниспосланная богом возможность, это просто сладкозвучная мелодия. Как сказал один очень хороший солдат несколько лет назад, это будет ошибочная война в неподходящем месте и в неподходящее время. Эта война станет величайшей катастрофой за всю историю нашей страны.

Дэмон опустился на свое место, сцепил пальцы на краю стола и посмотрел на сидящих. Некоторые избегали его взгляда, другие сердито смотрели на него. Мессенджейл улыбнулся — Дэмон знал, что это вовсе не было улыбкой — и спросил:

— Вы закончили ваши разглагольствования, Сэмюел?

— Да, — ответил Дэмон, — я закончил.

Совещание продолжалось. Теперь обсуждались вопросы о стратегических деревнях, экономических реформах, проблемы безопасности в Кау Луонге. Дэмон посмотрел на чистый лист лежащего перед ним блокнота, начертил на нем окружность, вписал в нее квадрат, в котором снова начертил окружность, а в ней еще один квадрат. Вокруг всего этого нарисовал неровные завитушки. Лебединая песня. Знаменитые последние слова. Что ж, по крайней мере, он высказал им то, что думал. Теперь его отзовут и, разумеется, без фанфар. Довольно-таки безрадостный конец. Единственным его приобретением в этой миссии был быстро прогрессирующий гастроэнтерит, который в настоящее время удалось, к счастью, приостановить.

Но на лице заместителя министра не было гнева и возмущения. Его близко посаженные серые глаза были печальны и внимательны. Один раз его задумчивый взгляд встретился с взглядом Дэмона и затем скользнул в сторону.