Однажды ночью в августе - [40]

На протяжении всего пребывания на Спиналонге Марию поддерживала вера в Бога. Ей казалось, что она зажгла в маленькой церкви Святого Пантелеймона больше свечей, чем росло полевых цветов на холме. Она молилась о милосердии как для здоровых, так и для больных. Она молилась за тех, кто был на материке, а также за тех, кто жил на Спиналонге. Она молилась о нуждах всего мира, о чужих и близких ей людях, и даже о тех, кто ей совсем не нравился, – например, о школьной учительнице на Спиналонге, кирии Крусталакис, которая доставила Марии столько неприятностей. Она молилась за души живых и мертвых. Однако она никогда не молилась о прекращении страданий, считая это неотъемлемой частью человеческого существования.

И некоторые из ее молитв были услышаны. Мария считала, что всей ее жизни мало, чтобы отблагодарить Бога за оказанные милости. Когда было найдено лекарство от проказы, Марии не хватило бы всех свечей в мире, чтобы зажечь их в честь Господа, и всего серебра, чтобы сделать для Него тамата[16]. И как она могла выразить свою благодарность Всевышнему, когда наконец вышла замуж за Николаоса Киритсиса? После трагедий прошлых лет его прибытие на остров и любовь к ней представлялись Марии Божественным вмешательством.

Вера Николаоса не была столь же сильна. Он был прагматиком, но даже ему было видно, сколько сил вера придавала Марии. Киритсис уважал убеждения своей жены и не порицал ее поступки, хотя иногда их смысл ускользал от него. Как, например, ее желание помириться с Андреасом.

Милость Господня – вот чем руководствовалась сейчас Мария. Если Христос проповедовал всепрощение, то как она могла отступиться от Его учения сейчас? После всего того, что Господь для нее сделал? Простить Андреаса Вандулакиса на расстоянии – было одно; продемонстрировать ему свое прощение – совсем другое.

Каждый вечер Мария расчесывала свои волосы ровно пятьдесят раз – эту привычку она усвоила еще в раннем детстве. Сейчас, ведя счет взмахам расчески, Мария представила мрачную камеру, в которой предстояло провести эту ночь Андреасу. Как можно спать шестерым в комнате, рассчитанной на троих? Хватало ли там кроватей? Можно ли было ночью выпить воды, если кого-то вдруг замучила жажда? Но какие бы мрачные картины ни рисовало ее воображение, было ясно, что в действительности все гораздо хуже.

Придать смысл своему состраданию Мария могла единственным способом – продемонстрировать его при личной встрече. Милость Господня по отношению к ней проявилась вполне осязаемым образом – в виде лекарства от неизлечимой болезни и в лице замечательного человека, который сейчас спал рядом с ней.

Мария начала считать дни до своего следующего визита к Андреасу.

Глава 10

Время для Манолиса стало пролетать незаметно: днем он работал в поте лица, а по ночам веселился с друзьями. Теперь он зарабатывал больше, чем ему нужно было на жизнь, а поэтому Агати за скромную доплату переселила его в апартаменты попросторнее. В новой комнате были высокие потолки и балкон с видом на главную улицу Пирея. Теперь Манолиса будили первые лучи солнца, льющиеся в окно, и грохот первого трамвая. На Крите его будильником были козы или певчие пташки, но эти звуки, казалось, принадлежали к какой-то прошлой жизни, и Манолис впервые осознал, что превратился в городского жителя. Пирей стал ему домом.

Он был счастлив настолько, насколько может быть счастлив человек, потерявший любовь всей своей жизни. По крайней мере, она не ушла к другому, и осознание этого приносило Манолису облегчение. Ревностью отличался не только его двоюродный брат, но и сама Анна, если уж на то пошло. И самому Манолису приходилось признать, что и он убил бы любого, вставшего между ним и его любимой. Теперь он редко доставал из ящика фотографию с крестин. Ему не хотелось вновь смотреть на Андреаса, да и на себя тоже. С того дня, когда был сделан снимок, он, Манолис, так сильно изменился… Поэтому фотография просто лежала в конверте вместе с газетными вырезками о судебном процессе.

Что ж, если в жизни Манолиса пока не находилось места для любви, то Агати была полностью поглощена этим чувством.

– Может, мы даже поженимся, – как-то раз обронила она в его присутствии. – Было бы здорово, правда? Скромная церемония, а после – ужин в каком-нибудь хорошем месте. Я даже платье себе уже присмотрела…

Манолис не мог представить свою хозяйку в белом, но Агати казалась настроенной вполне решительно. Прежде она замужем не была и сейчас хотела этого больше всего на свете. Пусть ей разбивали сердце в прошлом, но все-таки не разбили полностью! Кусочки сердца Агати были аккуратно склеены вместе, словно части ее фарфоровых фигурок.

Ставрос теперь проводил с Агати почти каждую ночь, а по утрам они вместе с Манолисом шли от пансиона на верфи. По пути заходили в какое-нибудь кафе, чтобы выпить чашку очень крепкого кофе. Прежде Ставрос был одним из самых замкнутых членов команды, но со временем стал немного разговорчивее.

Каждые выходные Агати, Ставрос, Манолис и Элли вчетвером ходили в кино на новый фильм. Агати и Ставрос весь сеанс сидели, держась за руки. И иногда в темноте кинозала даже раздавался звук поцелуя.