Одна история - [50]

Назавтра она снова бодрствует и не смотрит в твою сторону. Ты просто сидишь рядом. Взгляд упирается в стоящий перед ней поднос. На сей раз ночной рейд принес ей всего две пары чужих очков и еще бульварную газетенку, которую она не потерпела бы в своем доме.

– Я считаю, – наконец возвещает Сьюзен, – что ты прослывешь одним из самых изощренных преступников за всю историю.

Ты уже склонен согласиться. Почему бы и нет?

Угрозы перевести ее на психиатрическое отделение прекратились: желторотый гитлеришка упражняется в черной магии на других, менее агрессивных пациентах. Но тебе сообщают, что продолжать ее лечение нецелесообразно, что отдых, по всей видимости, пошел ей на пользу, что это место совершенно ей не подходит и вообще пора освобождать койку. Все предельно ясно, и тем не менее возникает вопрос: а какое место ей подходит? И за этим вопросом стоит другой, более общего свойства: есть ли вообще для нее место в этом мире?

Когда вы с ней уходите, соседка по палате демонстративно не смотрит в вашу сторону.

* * *

Тебе потребовалось несколько лет, чтобы понять, сколько тревог и адских страданий стоит за ее насмешливым пренебрежением. Вот почему ей нужен ты, твердый и решительный. Ты по доброй воле и по любви взял на себя нынешнюю роль. В ней ты ощущаешь себя достаточно взрослым, чтобы стать гарантом. Это, конечно, означает, что в течение большей части своего третьего десятка ты был вынужден отказаться от всего, чем наслаждались твои ровесники: не мог напропалую трахаться с девчонками, дрейфовать, как хиппи, по миру, баловаться наркотиками, срываться с катушек и просто валять дурака. Пришлось отказаться и от алкоголя; но в конце-то концов, у тебя перед глазами постоянно была наглядная антиреклама спиртных напитков. Сьюзен ты ни в чем не упрекал (за исключением разве что невозможности выпить) и не считал, что взвалил на себя непосильное бремя. Так уж сложились ваши отношения. Благодаря им ты повзрослел, или достиг зрелости, хотя и не вполне обычным способом.

Но когда между вами начинаются трения, когда все твои попытки спасти ее терпят крах, ты признаешься себе кое в чем, от чего, собственно, и не прятался – просто не успевал заметить: эта особая динамика ваших отношений вызывает и у тебя свою, особую панику и адские муки. Притом что однокашники по юридическому факультету вроде бы считают тебя приветливым и здравомыслящим, хотя и немного замкнутым, под этой видимостью в тебе клокочет смесь неоправданного оптимизма и невыносимого беспокойства. Твой внутренний настрой резко меняется в зависимости от ее состояния; хотя ее жизнерадостность, даже неуместная, видится тебе подлинной, а твоя собственная – сугубо условной. Сколько еще продлится этот крошечный миг счастья, спрашиваешь ты себя раз за разом. Месяц, неделю, двадцать минут? Разумеется, определенного ответа нет, поскольку от тебя это не зависит. Да, твое присутствие действует на нее благотворно, однако обратное вовсе не обязательно справедливо.

Ты никогда не видишь в ней ребенка, даже когда поступки ее совершенно недопустимы. Но когда наблюдаешь, как обеспокоенный родитель следит за своим чадом – за каждым его неуверенным шажком, боясь каждого «скользкого» момента и еще больше опасаясь, как бы ребенок не забрел куда-нибудь в дебри, – понимаешь, что пропустил эти тревоги через себя. Не говоря уже о резких перепадах детского настроения, когда счастливая восторженность и полное доверие сменяются слезами и ощущением заброшенности. Тоже знакомая картина. Вот только эта неукротимая, переменчивая погода души нынче захлестнула мозг и тело зрелой женщины.

Это тебя и доконало; в итоге ты вынужден был переехать. Недалеко, через несколько улиц, снял дешевое однокомнатное жилье. Как с благими намерениями, так и с низменными она настаивает, чтобы ты ее бросил, поскольку чувствует: чтобы удержать, тебя нужно слегка отпустить; и еще потому, что хочет задвинуть тебя подальше, дабы беспрепятственно напиваться. Но на самом деле твой переезд мало что изменил: все свое время ты проводишь рядом с ней. Она требует, чтобы ты не забирал никаких книг, ни единой безделушки, которую вы купили вместе, ни одной вещи из платяного шкафа; твое неповиновение вызывает истерику. Иногда ты украдкой пробираешься в дом за нужной книгой и переставляешь остальные книги на полке, чтобы скрыть хищение; иногда приносишь из благотворительного магазина «Оксфам» пару недорогих изданий в мягкой обложке, чтобы прикрыть вероломство.

Такой челночной жизнью ты и живешь. Все так же завтракаешь с ней вместе и даже ужинаешь, готовишь в основном сам; вы вместе совершаете вылазки в город; о ее возлияниях ты узнаешь от Эрика. Эрик – надежный свидетель, он, не в пример тебе, не влюблен, а просто заботлив и внимателен. Сьюзен до сих пор тебя обстирывает и некоторые твои выходные рубашки прожигает утюгом – от избытка чувств. Пьяная глажка: не самый страшный, но все же неприятный житейский сюрприз.

* * *

Последний этап близится исподволь. Пускай ты все еще отчаянно жаждешь ее спасти, но где-то на уровне инстинкта, или гордости, или самозащиты ее пристрастие к алкоголю ранит тебя все сильнее: она отталкивает тебя, твою помощь, твою любовь. А поскольку не каждый способен выдержать такое отторжение, появляется озлобленность, которая потом перерастает в агрессию, и ты говоришь себе (не вслух, разумеется, потому что тебе несвойственна излишняя жестокость, особенно по отношению к ней): «Давай, уничтожай себя, ведь ты к этому стремишься?» И с ужасом осознаешь, что именно так и думаешь.