Одиссея капитана Флинта, или Остров без сокровищ-2 - [64]
И лишь после этих вычетов начинался дележ оставшейся добычи между членами экипажа.
Илл. 26. Приватирский патент капитана Кидда. Многие известные пиратские главари начинали карьеру с таким документом, но затем нарушали его условия, скатывались в беспредел и заканчивали жизнь на виселице.
Еще одна схема раздела (из приватирского патента известного капитана Кидда): королю 10 %, команде 25 %, капитану 20 %, остальное арматорам. Нетрудно заметить, что за полвека, минувших после казни Кидда, аппетиты короны прилично выросли.
Но какую схему ни применяй, очевидно, что пираты получили бы гораздо меньше, чем при дележке по своим понятиям. У стивенсоноведов даже бытует версия (ее автор уже известный нам Zalk): в команде «Моржа» началось брожение, все громче звучали голоса: «Да кто такой этот Георг?! С хрена ли с ним делиться?!», — и наиболее активных адептов этой точки зрения капитан пригласил с собой на остров, закапывать сокровища.
Надо признать, что вариант вполне возможный. Прикопав на острове заводил, остальным можно было спокойно объяснить ситуацию. Просто предложить задуматься: ну вот сидишь ты, Том, на пристани в порту или на берегу укромной бухты, сидишь на полной своей доле, на неподъемной груде слитков, покуриваешь трубочку, — и какими же, Том, будут твои дальнейшие действия, когда докуришь?
А за убитых шестерых никто бы капитану претензий предъявлять не стал. Вспомним, как равнодушно отнеслись пираты Клиппертона и Тейлора к судьбе товарищей, брошенных на Кокосе, обреченных на гибель или испанский плен. Доля каждого стала больше, и нечего тут поднимать шум.
У варианта с приватирством имелся существенный изъян. Заприходовать в порту Саванны как приватирскую добычу и легализовать можно было только испанское серебро, да еще самоцветы, источник которых определить не так просто.
Остальные сокровища, зарытые на острове, слишком явно выдавали свое происхождение. Слитки с клеймами Ост-Индской компании, монеты, явно происходящие из Индии, оружие опять же… А фрегат Компании уже наверняка ищут, причем не только вдоль его маршрута, но по всему миру, во все английские и союзные порты отправлены депеши: появится корабль с такими-то приметами — и как бы ни назывался, под каким бы флагом ни приплыл — задержать немедленно! Светить в такой ситуации индийское золото — самоубийство.
Не подлежит сомнению, что Флинт-Тейлор хорошо понимал этот нюанс. Потому что какая-то меньшая часть золота (в виде монет) на борту «Моржа» осталась. Судовая касса, запас на всевозможные непредвиденные расходы. Очевидно, что именно эту кассу поделили пираты после смерти капитана. Сильвер свою долю вложил в таверну, Бонс держал в сундуке и расходовал экономно, остальные прогуляли-прокутили за довольно короткий срок и оказались на мели. Но вот что любопытно: Джим Хокинс достаточно подробно описал монеты и из мешка Бонса, и из основной части клада. Ассортимент частично совпадает, но ни одной восточной монеты среди доли Бонса нет! Капитан не отсыпал долю золота на текущие расходы, не глядя. Нет, он тщательно отобрал монеты, которые предстояло тратить в Саванне, не оставил ни следочка, ведущего к захваченному британскому фрегату!
Как собирался решить эту проблему Флинт-Тейлор, понять трудно. Возможно, вывоз сокровищ предстоял в два этапа. Сначала легализоваться с серебром, получить статус богатого человека, у которого не спрашивают о происхождении денег, а уж потом… Но мог хитрый капитан измыслить и какой-нибудь не тривиальный вариант. Например, привезти на остров плавильную печь, формы, — да и переплавить все золото, превратить в анонимные, не опознаваемые слитки.
От Флинта ожидать можно было всего.
Вторая возможность легализоваться для Флинта-Тейлора — это получить амнистию от губернатора Оглторпа в честь победы над испанцами. У этого варианта был существенный плюс: не надо было отдавать королю Георгу часть добычи.
Но куда в таком случае подевались драгоценные камни? — может прозвучать недоуменный вопрос.
А они все равно попали бы в казну. Как часть сделки по амнистии. Репутация у Флинта была настолько одиозная, что заслуг в борьбе с испанцами могло и не хватить для прощения. В таком случае средства, вырученные от продажи драгоценных камней, ушли бы не в Лондон, а в бюджет колонии Джорджия.
Оглторп, как губернатор, в тот момент отчаянно нуждался в деньгах. Устроенная на принципах добра и справедливости колония экономически оказалась, увы, несостоятельной. Плантации в Виргинии и Каролине обрабатывали негры-рабы, а в Джорджии поля фермеров — вольнонаемные рабочие, которым приходилось не так мало платить за тяжелый труд, и цены на продукцию не могли конкурировать с виргинскими. Сельское хозяйство Джорджии спасали от поголовного разорения фермеров исключительно дотации. Опять же «сухой закон» — огромные потенциальные суммы сборов за право торговли и акцизов проплывали мимо бюджета.
Даже в мирные времена экономика Джорджии была депрессивной и дотационной, губернатор ежегодно получал из Лондона субсидий на сумму около 10 тысяч фунтов стерлингов. Война еще больше обострила ситуацию. С испанцами воевали не профессиональные солдаты, а ополченцы из числа охотников, фермеров, мелких торговцев и т.д. Жалованье им все равно надо было выдавать, но свои прямые дела они забросили, налогов с собранного урожая либо с торгового оборота не платили.
