Одиссея капитана Флинта, или Остров без сокровищ-2 - [136]

* * *

Если кто-то думает, что я был обнят, расцелован или хотя бы получил словесную благодарность за своевременную помощь, — тот плохо знает мисс Патрицию Эндерби.

— Хокинс-с-с! Ты где шлялся столько времени? Ты специально выжидал, когда эти датские отродья поджарят нам задницы? У нас перед прорывом оставалось всего шесть зарядов для пистолетов! Шесть, слышишь, ты, потомок улитки и черепахи! И чертова граната, которую ты нам всучил и которая укатилась в лес, никого не убив!

После этих слов остренький кулачок Патриции весьма чувствительно ткнул меня пониже левой ключицы.

Зря она это сделала… совершенно зря.

Не знаю, каким чудом я удержался от дикого вопля. Взор мне заслонило красное марево, и тут же стало черным, и я с трудом произнес в это марево, едва шевеля губами и не видя, к кому обращаюсь:

— Изви… ни… пришел… как… только… смог…

Чернота перед глазами медленно рассеивалась, и первым делом я обнаружил, что отчего-то теперь сижу на земле. А увидел первым делом лицо Патриции, стоявшей рядом на коленях, — очень встревоженное лицо. Глаза ее подозрительно поблескивали.

Интересно, извинится она сейчас, как умеет? Тогда пусть бьёт, когда захочет и куда захочет… Но все же пусть не слишком часто, а то не доберусь живым до «Патриции».

Пэт не извинилась, как умела — выбрала другой прием из своего арсенала: прошептала несколько слов горячим шепотом мне на ухо. И слова эти заставили капитана Хокинса взять себя за шиворот и поднять на ноги.

Правда, я тут же пошатнулся и ухватился за дерево.

— Не смей падать, Хокинс! — сказала Пэт без малейшей жалости. — Стой на ногах, как мужчина, и переставляй их в сторону шхуны. Потому что иначе я поволоку тебя на себе, и надорвусь, и не смогу родить тебе детей, и будешь в этом виноват только ты!

Она всегда умела находить нужные слова, моя Пэт. Я отлепился от дерева и пошагал к морю. Сил у меня не оставалось на то, чтобы обращать внимание, что под ногами: сучья хрустели, шелестел низкорослый кустарник, — и это услышал поднимавшийся в гору человек.

— Капитан сказал, что повесит Ольсена! — крикнул он, еще не видя нас. — Если вы, червивые свиньи… э-э-э…

Он выломился из кустов на крошечную полянку, остолбенел лишь на долю секунды и тут же потянул из-за пояса здоровенный флотский пистоль. Судя по одежде и правильной, без малейшего акцента речи, это был англичанин.

Пальцы уже сомкнулись в кармане на пистолетной рукояти, когда я понял, что моё оружие разряжено. И пистолеты юнг разряжены тоже. Непростительная оплошность.

Пэт метнулась вперед, движение ее сабли я попросту не разглядел: мелькнуло нечто смазанное, не воспринимаемое глазом.

Злодей откинул голову далеко назад, будто собирался от души расхохотаться. Его глотка распахнулась вторым ртом, и на миг мы увидели как бы пособие из анатомического театра: идеально ровный срез мышц, круглый провал трахеи.

Затем обильно хлынула кровь. Бандит уронил пистоль, потянулся двумя руками к глотке, словно собирался ухватить, удержать, сохранить стремительно вытекающую из него жизнь. Движение осталось незаконченным, ноги подломились, он завалился набок, ломая и пятная красным кустики дрока. В воздухе появился едва уловимый запах крови. И он мне нравился. Первая кровь за нами! Хотя, нет, наверху лежат еще двое… Тем лучше!

Сзади раздался непонятный звук. Вернее, понятный и знакомый, но совершенно неуместный на этой полянке, где стояли — вы только задумайтесь! — дочь квотермастера Сильвера и два внука капитана Флинта (один из них к тому же сын штурмана Бонса).

Джереми, согнувшись, изблевывал под ноги всё, что вкусил сегодня от щедрот кока Джерри Стампа. Мне захотелось со всего размаха врезать ему ногой под зад. Чтобы свалился, чтобы ткнулся мордой в свою блевотину. Чтобы не позорил отца и деда.

— Прекрати! — проскрежетал я. — Не заставляй меня думать, что мать ошиблась в сроках и ты сын того пресноводного слизняка, что позволил выпотрошить себя, как овцу!

Что «пресноводный слизняк» вообще-то и мой отец, я запретил себе вспоминать. Он никогда не любил меня (насчет его любви к матери не уверен), я никогда не любил его, — я внук капитана Флинта, и это всё, что надо обо мне знать.

Джереми не прекратил. Напротив, добавил новую порцию к уже извергнутому. Я понял, что сейчас впервые подниму на брата руку. Вернее, ногу.

— Хокинс, ты идиот?! Ты забыл, сколько ему лет?! Ему всего пятнадцать, а сколько было тебе, когда ты впервые выстрелил в человека?

Я предпочел не отвечать. Мне было семнадцать. Почти.

— Мы сейчас в таком месте, где мальчики быстро становятся мужчинами… — пробурчал я, чувствуя, что темная волна гнева отступает.

Повышать голос на Пэт я не мог. Не умел. И вся кровь Флинта, что текла в моих жилах, тут не помощница… Хотя я понятия не имел, как Тейлор общался со своей женой Кэтрин до того, как покинул Плимут, — не от кого было узнать. Знаю лишь, что позже он никогда ее не простил, услышав от Бонса, что супруга нянчится с двухгодовалой младшей дочерью после шестилетнего отсутствия мужа. Не простил, и никогда не появился в Англии, и не присылал больше писем и денег, хотя пару раз предоставлялась к тому возможность. Билли Бонс, как я теперь понимал, привез наследство Флинта лишь Дженни Тейлор — дочери капитана и моей матери. Бабушка была вычеркнута из списка наследников. Впрочем, особого значения это не имело, она к тому времени умерла.