Одиссея - [7]

Вижу я, друг дорогой мой, что ты и велик и прекрасен,

Ты не слабее его, ты в потомстве прославишься также;

Но уж давно мне пора возвратиться на быстрый корабль мой:

Спутники ждут и наверно в душе возмущаются мною.

Ты ж о себе позаботься и то, что сказал я, обдумай».

Снова тогда Телемах рассудительный гостю ответил:

«Право же, гость мой, со мной говоришь ты с такою любовью,

Словно отец; никогда я твоих не забуду советов.

Но подожди, хоть и очень, как вижу, в дорогу спешишь ты.

Вымойся раньше у нас, услади себе милое сердце.

С радостным духом потом унесешь на корабль ты подарок

Ценный, прекрасный, который тебе поднесу я на память,

Как меж гостей и хозяев бывает, приятных друг другу».

Так отвечала ему совоокая дева Афина:

«Нет, не задерживай нынче меня, тороплюсь я в дорогу.

Дар же, что милое сердце тебя побуждает вручить мне,

Я, возвращаясь обратно, приму и домой с ним уеду,

Дар получив дорогой и таким же тебя отдаривши».

Молвила и отошла совоокая дева Афина,

Как быстрокрылая птица, порхнула в окно. Охватила

Сила его и отвага. И больше еще он, чем прежде,

Вспомнил отца дорогого. И, в сердце своем поразмыслив,

В трепет душою пришел, познав, что беседовал с богом.

Тотчас назад к женихам направился муж богоравный.

Пел перед ними певец знаменитый, они же сидели,

Слушая молча. Он пел о возврате печальном из Трои

Рати ахейцев, ниспосланном им Палладой Афиной.

В верхнем покое своем вдохновенное слышала пенье

Старца Икария дочь, Пенелопа разумная. Тотчас

Сверху спустилась она высокою лестницей дома,

Но не одна; с ней вместе спустились и двое служанок.

В залу войдя к женихам, Пенелопа, богиня средь женщин,

Стала вблизи косяка ведущей в столовую двери,

Щеки закрывши себе покрывалом блестящим, а рядом

С нею, с обеих сторон, усердные стали служанки.

Плача, певцу вдохновенному так Пенелопа сказала:

«Фемий, ты знаешь так много других восхищающих душу

Песен, какими певцы восславляют богов и героев.

Спой же из них, пред собранием сидя, одну. И в молчаньи

Гости ей будут внимать за вином. Но прерви начатую

Песню печальную; скорбью она наполняет в груди мне

Милое сердце. На долю мне выпало злейшее горе.

Мужа такого лишась, не могу я забыть о погибшем,

Столь преисполнившем славой своей и Элладу и Аргос».

Матери так возразил рассудительный сын Одиссеев:

«Мать моя, что ты мешаешь певцу в удовольствие наше

То воспевать, чем в душе он горит? Не певец в том виновен, —

Зевс тут виновен, который трудящимся тягостно людям

Каждому в душу влагает, что хочет. Нельзя раздражаться,

Раз воспевать пожелал он удел злополучный данайцев.

Больше всего восхищаются люди обычно такою

Песнью, которая им представляется самою новой.

Дух и сердце себе укроти и заставь себя слушать.

Не одному Одиссею домой не пришлось воротиться,

Множество также других не вернулось домой из-под Трои.

Лучше вернись-ка к себе и займися своими делами —

Пряжей, тканьем; прикажи, чтоб служанки немедля за дело

Также взялись. Говорить же — не женское дело, а дело

Мужа, всех больше — мое; у себя я один повелитель».

Так он сказал. Изумившись, обратно пошла Пенелопа.

Сына разумное слово глубоко ей в душу проникло.

Наверх поднявшись к себе со служанками, плакала долго

Об Одиссее она, о супруге любимом, покуда

Сладостным сном не покрыла ей веки богиня Афина.

А женихи в это время шумели в тенистом чертоге;

Сильно им всем захотелось на ложе возлечь с Пенелопой.

С речью такой Телемах рассудительный к ним обратился:

«О женихи Пенелопы, надменные, гордые люди!

Будем теперь пировать, наслаждаться. Шуметь перестаньте!

Так ведь приятно и сладко внимать песнопеньям прекрасным

Мужа такого, как этот, — по пению равного богу!

Завтра же утром сойдемся на площадь, откроем собранье,

Там я открыто пред целым народом скажу, чтобы тотчас

Дом мой очистили вы. А с пирами устройтесь иначе:

Средства свои проедайте на них, чередуясь домами.

Если ж находите вы, что для вас и приятней и лучше

У одного человека богатство губить безвозмездно, —

Жрите! А я воззову за поддержкой к богам вечносущим.

Может быть, делу возмездия даст совершиться Кронион:

Все вы погибнете здесь же, и пени за это не будет!»

Так он сказал. Женихи, закусивши с досадою губы,

Смелым словам удивлялись, которые вдруг услыхали.

Тотчас к нему Антиной обратился, рожденный Евпейтом:

«Сами, наверное, боги тебя, Телемах, обучают

Так беззастенчиво хвастать и так разговаривать нагло.

Зевс нас избави, чтоб стал ты в объятой волнами Итаке

Нашим царем, по рожденью уж право имея на это!»

И, возражая ему, Телемах рассудительный молвил:

«Ты на меня не сердись, Антиной, но скажу тебе вот что:

Если бы это мне Зевс даровал, я конечно бы принял.

Или, по-твоему, нет ничего уже хуже, чем это?

Царствовать — дело совсем не плохое; скопляются скоро

В доме царевом богатства, и сам он в чести у народа.

Но между знатных ахейцев в объятой волнами Итаке

Множество есть и других, молодых или старых, которым

Власть бы могла перейти, раз царя Одиссея не стало.

Но у себя я один останусь хозяином дома,

Как и рабов, для меня Одиссеем царем приведенных!»

Начал тогда говорить Евримах, рожденный Полибом:

«О Телемах, это в лоне богов всемогущих сокрыто,

Кто из ахейцев царем на Итаке окажется нашей.