Одиссея батьки Махно - [168]

Туда прибыли петлюровские атаманы Пономаренко, Родченко и Струк.

— Враг у нас один, — говорил с пафосом Струк, — это большевики, так помогите нам, дайте оружие.

— Враг-то у нас один, — скрёб затылок Махно, — но вот цели разные. И потом, у нас у самих с боеприпасами — беда. Мы же почти не вылазим из боя.

— Но у вас вон сколько пулемётных тачанок, сотни две, не меньше, — вздыхал Родченко. — Уступили бы нам хоть с десяток.

— Сколько у вас бойцов?

— У меня 200 сабель, — сказал Струк.

— У меня около того же, — сообщил Пономаренко.

У Родченко оказалось всего 175 штыков.

— М-да, атаманы, такую вашу силу красные раздавят одним полком.

— В том-то и дело, приходится по лесам ховаться, — признался Пономаренко. — Да если б у нас были патроны... Нестор Иванович, дайте хоть с полмиллиона.

— Что вы, братцы, у меня у самого и половины этого нет. Вы посчитали тачанки с пулемётами, а ведь если у трети осталось хоть по одной ленте, так и то хорошо.

— Что ж нам делать? Посоветуйте, Нестор Иванович.

— Ховайтесь и далее. У меня армия, мне не сховаться, хоть иной раз и рад бы. А если серьёзно, добывайте оружие у красных, товарищи атаманы. Мы тоже от них снабжаемся. А сейчас, извините, мне надо на совещание.

На совещании, куда припозднился Махно из-за атаманов, обсуждали дезертирство артиллеристов.

— От кого, от кого, а от шаровских я этого не ожидал, — говорил Белаш. — Такие были честные, исполнительные и вот на тебе — дезертировали.

— Они ещё записку оставили, — сказал Зиньковский.

— Записку? — спросил Нестор, сразу уловивший суть разговора. — Она у тебя?

— Вот, — подал Зиньковский клочок бумаги.

— Так. Написано: «Без снарядов воевать не умеем. Простите. Василий и Влас Шаровские». Вот черти полосатые, — вздохнул Махно. — А я так умею? И куда их, дураков, понесло?

— Наверно, в Гуляйполе, на родину, — предположил Серёгин.

— Там пропадут. Напорются на чекистов, и всё. Жаль. Стрелки были милостью божьей. Ну, а вы как надумали? Куда двинем?

— Вот гадаем, — сказал Зиньковский, — кто полагает на Гуляйполе надо, а кто советует на север.

— На Гуляйполе нельзя, братцы. Там сейчас красных, как блох в катухе, к тому же они нас там и ждут. Лева, где у нас группа Христового действует?

— Оперировала на Полтавщине, но уже больше месяца у меня нет с ней связи.

— Это ничего не значит, мы всё время в движении. Нас Фрунзе догнать не может, чего уж говорить о связном. Христовой должен быть там, отправь к нему двух-трёх связных.

Теперь надо решить, кого на пушки поставим. Они хоть пока и без снарядов, но хозяин им нужен.

— Так и Сипливый и Карпенко тоже смылись, — сказал Белаш.

— Вот сукины дети, поймаю, ей-ей высеку. Придётся тебе к пушкам становиться, Василий Антонович, — обратился Махно к забившемуся в самый угол Данилову — начальнику артиллерийского снабжения.

— Что делать, встану. Токо стрелок я хреновый.

— А ты сам и не стреляй, ты командуй. Там Влас прислугу всю обучил бою. Так что стрелять есть кому, дело за снарядами.

Махно прошёл к карте.

— Итак, товарищи, решено, ворочаемся на Левобережье, поскольку на правом берегу повстанчество выродилось в бандитизм и петлюровщину, с такими нам не по пути. Идём на Полтавщину, на соединение с Христовым.

— Надо ещё Днепр благополучно перейти, — заметил Куриленко.

— У Александровска на юге перешли, а тут более чем на 200 вёрст севернее лёд тоньше, что ли?

— Да лёд-то, может, и толще, но кони подбились, давно перековка нужна.

— Знаю, — вздохнул Махно, — но красные для перековки нам время не дадут. Придётся настилать солому. Григорий Иванович, озаботься этим.

— Слушаюсь, Нестор Иванович, — отвечал Серёгин.

Командюж Фрунзе собрал в свой поезд под Харьковом главное начальство тех соединений, которые в той или иной мере имели соприкосновение с Махно. Все понимали, что разговор предстоит нелёгкий, и поэтому до начала совещания старались не вспоминать бандита, который уже «всем плешь проел», а говорили более о погоде, о видах на урожай.

— Чёрт его знает, то пурга, то гололёд.

— А ветра? Весь снег с полей выдуло. Опять неурожай грядёт.

— И не говорите, не знаешь на чём ехать, то ли в санях, то ли на телеге.

— Лучше в броневике.

Командюж вошёл в салон в сопровождении члена Реввоенсовета Гусева. Последний сел за стол. Фрунзе, не садясь, обвёл присутствующих строгим взглядом и начал:

— Товарищ Ленин возмущён: имеем миллионную армию и не можем справиться с бандитом. Скоро исполнится два месяца, как две армии и конные корпуса гоняются за Махно, а результат нулевой. Сколько раз загоняли его в мешок, окружали, а потом бездарно упускали. А у села Бучки откололи номер — 14-я дивизия окружила бандита, а пленным оказался не Махно, а начдив-14. Это уже ни в какие ворота не лезет. Товарищ Будённый, не прячьте глаза. Вы с Ворошиловым и Щаденко ответственны за случившееся.

Теперь, что касается вас, товарищ Примаков. Банда переходит по льду Днепр, а что делаете вы? Именно во время перехода Днепра можно было пустить в ход артиллерию и перетопить бандитов. В чём дело, товарищ Примаков?

— Кони вымотались, товарищ Фрунзе.

— Значит, у вас вымотались, а у Махно были свежие? Так что ли? Плохому танцору знаете, что мешает? Догадались? Вот и хорошо. Мы тут подумали в штабе и поняли, что в этой операции задействовано много исполнителей, а спросить не с кого, у всех уважительные причины. Отныне я поручаю уничтожение Махно отдельной войсковой группе, которой будет командовать смелый, решительный, а главное, упорный командир. Это товарищ Нестерович.