Одинокое путешествие накануне зимы - [33]

— Я их столько поколол в Хатанге, сколько ты девок не пощупал! — Фикса сделал пренебрежительное лицо, сплюнул, ловко ссыкнув тонкой струйкой, и стал неторопливо добывать беломорину из пачки. — Вон, студент пусть новый… Давай, студент!

Валерка был крепкий, даже и очень крепкий для своих семнадцати, и дров он немало переколол у деда в деревне, но ему не нравилось, что Фикса им командует. Макаров повернулся к Валерке:

— А чего, давай, за компанию, — лицо у Макарова было хорошее.

Валерка, пересиливая смущение, встал из-за стола. Колун взвесил в руке. Он никогда не пробовал колуном, был бы топор, было бы получше, подумал, поглядывая на соперника.

— Начинай, начинай, — Макаров одобрительно улыбался и закатывал рукав, обнажая тугие узловатые мышцы.

Он был ниже ростом и суше, Валерка это хорошо видел, он хотел сказать, что надо начинать вместе, но мужики загалдели, чтобы он не ждал, что Макар все равно догонит. Непонятно было, за кого они болели: за своего Макара или за Валерку.

— Давай, не стой, чего ты?! — Мужики подтягивались, образуя неровный круг.

Валерка пожал плечами: мол, если вы так считаете… Кряж был почти метр в диаметре, и Валерка уже видел, как сначала разваливает его пополам, как он всегда это делал у деда, потом на четверти и потом уже мельче. Он прицелился и со всего маху запустил клюв колуна в середину. Тяжелое железо вошло почти до половины, но чурбак не шелохнулся. Даже трещинки не наметилось. Валерка потянул за ручку, потом всем телом налег… колун не шевелился. Мужики, после того как он шарахнул со всей дури, сначала примолкли, тишина наступила, потом кто-то засмеялся, как смеются над маленькими, кто-то сказал, кто же, мол, так делает… Валерка уперся ногой, пытаясь выдернуть, но колун застрял намертво. Будто вмерз. Макар стоял со своим колуном в руках и то ли поджидал, когда Валерка освободит свой, чтобы начать вместе, то ли просто смотрел.

— Вон, другой-то возьми… — посоветовал кто-то.

Валерка и сам уже об этом думал. Он взял другой колун и стал им бить по первому. Широкая головка колуна нехотя заходила все глубже, но чурбан не трескался. Мужики вокруг уже открыто хохотали. Шутки сыпались одна другой обиднее. Макаров спокойно колол свой кряж. Он шел по кругу, всякий раз отщипывая нужный кусок с края. Это было совсем несолидно, так никто не колет, думал Валерка, не зная, что делать со своим инструментом, прочно застрявшим в дереве. Он зашел с другой стороны и засадил второй колун лоб в лоб первому — два должны были расколоть чурбак, и все пошло бы быстрее. Он догнал бы Макарова.

Второй колун засел так же, как и первый. Две ручки торчали из векового кряжа. Смолистая желтоватая древесина чуть только обозначила трещину, но выстояла. Хохотали невыносимо, Фикса ползал на коленях и бился лбом в печку, и даже Андрей улыбался. Из камералки вышел Валентин Петрович, постоял на крыльце с папиросой, посмотрел на балаган, на потного от злости Валерку и снова зашел.

Макаров вошел в работу и, забыв уже о сопернике, колол, быстро перемещаясь по кругу, отталкивая мешающие под ногами краснокорые пахучие чурки. Пот заливал ему глаза. Волосы на лбу слиплись. Могучий кряж неумолимо оплывал и уменьшался. Макаров остановился, глянул на Валерку:

— Клин возьми! — Он сказал это так, как будто они делали одно дело. Как будто они вдвоем были против этих веселящихся.

Валерка с благодарностью, но и растерянно на него посмотрел. Он не знал, что такое клин. Выручил кто-то из мужиков. Принес металлический клин на длинной рукоятке.

Макаров закончил и стал помогать Валерке, вдвоем они кое-как с помощью клина развалили все же, разодрали столетний кряж. Было ужасно. Валерка стоял красный и не знал, колоть ему дальше или не колоть.

— Молодец! Здоровый мужик! — Макаров поднес ему кружку с компотом.

Валерка посмотрел на него, не понимая, в чем тут шутка. Взял кружку.

— Здоровья, говорю, на двоих, не было бы силы, не засадил бы глубоко. Ничего, научишься. Кряжистую листвяшку так не расколоть.

— Я раньше… только топором колол… — начал было Валерка, но Макаров уже отвернулся, блаженно подкуривая сигарету от уважительно поднесенного бычка.

— А вы чего ржали?! Нет бы подсказать парню…

— А то ему не говорили, — на Фиксе опять было его прежнее наглое лицо.

Стали расходиться. Андрей звал чай пить у них в домике. Валерка подумал, что это он из жалости, и отказался, пробурчал, что надо с Любкой по работе поговорить. К Любке не пошел. Ему казалось, что все в лагере уже знают о его позоре. В палатке было темно. Он нащупал свечку, зажег, разделся и забрался в холодный спальник.

Свечка горела ровно, и все было видно. Полки с разложенными вещами, столик, тщательно обернутый восковочкой и заколотый кнопочками. Все у него здесь было хорошо, но этого никто не видел. А застрявший колун видели все. Он представлял, как Фикса сейчас в их свинарнике рассказывает тем, кто не видел.

Да, работничек, горько вздыхал Валерка. В первом лагере у него тоже было несколько неприятных случаев. В самом начале, когда забрасывались в тайгу, заглох тягач. Водитель, главный геолог и сам Звонарев, засучив рукава, долго ковырялись в дизеле, но у них не выходило. И тогда Валерка решил помочь — он хорошо знал мотор, которым дед качал воду из речки. Сам перебирал его. Мужики хмуро расступились, Валерка залез на моторный отсек и стал смотреть. Дизель был огромный и совсем не похож на дедов. Он пытался понять, что к чему, но даже карбюратора не мог найти, хотел спросить, да неудобно было. Боясь, что мужики сразу увидят, что он ничего не понимает, он трогал то одну деталь, то другую. Наконец Звонарев не выдержал и, недовольно согнав его с гусеницы, опять полез сам. Недовольство скорее все-таки к мотору относилось, но и к Валерке тоже.