Одинокий жнец на желтом пшеничном поле - [9]

А потом они остановились у ее подъезда на Красной улице, и он уже собрался завернуть какую-то заранее заготовленную дурацкую фразу, но тут она вдруг сказала: «Заткнись!» — и, привстав на цыпочки, — а ему показалось, что наклонившись — поцеловала его в рот, и ноги у него подкосились, так что он думал только о том, как бы не упасть, потому что это было бы уже совсем позорно, и тогда Рита взяла его ладонь и положила на свою грудь с твердым напрягшимся соском, и он уже не знал и не видел ничего, кроме огромного, нескончаемого пшеничного поля, объявшего всю его крошечную дрожащую душу.

И тогда она отклонилась и, посмотрев ему прямо в глаза, спросила: «Теперь понял?» — и ушла, напоследок погладив, вернее, потрепав по щеке, как треплют детей или собак, а в его бедной съежившейся душе метались, наталкиваясь друг на дружку, как два бильярдных шара, чувство безмерного облегчения от того, что весь этот кошмар кончился, и отчетливая мысль о том, что у каждого человека всегда должен быть наготове способ быстро и безболезненно умереть.

* * *

Переговоры прошли просто замечательно, договор подписан и утвержден. Видимо, интересы и впрямь совпали, если уж даже голландцы, обычно медлительные и осторожные, на этот раз продемонстрировали чудеса оперативности. Анатолий Александрович уже начал опасаться, что продешевил, настолько легко партнеры соглашались на все его условия. После окончания заседания он попросил еще раз ознакомить его с образцами, и снова все прошло без сучка без задоринки. В сопровождении предупредительных хозяев они с Сашей спустились на склад, прогулялись вдоль безупречно организованных стеллажей, проверили по каталогу ассортимент и качество.

— Вот это да… — восхищенно прошептал Саша. — Вы только гляньте, Анатолий Александрович, какой у них тут порядок! Можно подумать, что речь идет о медицинском оборудовании, а не о канализационных трубах!

Анатолий Александрович улыбнулся и назидательно поднял палец:

— Теперь ты понял, что и почему я от вас требую? Не зря ведь, а? А вы небось недовольны: мол, что это шеф зверствует попусту? А вот и не попусту, не попусту…

Он в который раз убеждался, что не зря взял с собой помощника. Конечно, Анатолий Александрович справился бы и один, да и расход лишний, но с другой стороны, плюсов больше. Теперь при необходимости Саша сможет заменить его в будущих поездках. Не все ведь одному лямку тянуть. И в воспитательном плане тоже хорошо: пусть сотрудники знают, что усилия и самоотдача соответственно поощряются. А расход… что расход?.. подумаешь, расход… Денег, слава Богу, хватало, дела шли прекрасно, бизнес развивался и приносил устойчивый прирост прибыли. В конце концов, богатый человек отличается от бедного не количеством денег, но отношением к ним.

А Анатолий Александрович был, без сомнения, богатым человеком. Не мультимиллионером, нет… но кому нужны волнения, связанные с излишним, бьющим в глаза богатством? Устойчивость важнее. Устойчивость и уверенность в завтрашнем дне. Спокойствие жены. Хорошее образование для детей. Качественный отдых. Здоровый образ жизни. Обеспеченная старость.

Они вернулись в гостиницу переодеться; на два номера Анатолий Александрович все же тратиться не стал — всему есть предел. Да и веселее вдвоем. Время было — ни то ни се, первый час пополудни. Самолет улетал завтрашним утром, дела закончились, до вечера далеко.

— Анатолий Александрович, а не сходить ли нам в музей? — сказал Саша. — А то обидно как-то, быть в Амстердаме и не сходить. Говорят, там даже раздвижная крыша какая-то. Хотя вы-то наверняка уже посещали и не раз…

— Гм… — Анатолий Александрович смущенно пожевал губами. — Стыдно признаться, Саша, но — нет, не бывал. Я, честно говоря, вообще по картинным галереям не ходок. Когда-то в молодости увлекался, да. У меня ведь покойная мама искусствоведом работала в издательстве. Наверное, поэтому и забросил. Знаешь, как это бывает: родители — лекари, а дети — пекари…

Саша с готовностью рассмеялся. Анатолий Александрович встал с кресла и подошел к окну. Снаружи в ярком свете июльского полдня серебрился приветливый Амстель, горбатился мост, торчала уродливая бетонная громада культурного центра, шли пестро, по-летнему одетые люди, плыл речной трамайчик…

«Поэтому и забросил?.. — повторил он мысленно. — Себе-то зачем врать? Да и Саше мог бы прямо сказать… А что сказать? Что сказать? Что ты боишься? Причем боишься не только музеев, но и альбомов… да и в тех местах, где случайно наталкиваешься на вездесущие репродукции с подсолнухами, пшеничными полями или плетеными стульями, то всегда стараешься сесть так, чтобы не видеть… Но как объяснишь подобную нелепость? Что там такого страшного в этой желтой мазне?»

Анатолий Александрович пожал плечами. Ничего страшного! Ничего! Но неприятное чувство не слушалось, подвывало в животе, покалывало под сердцем. Хорошего настроения как не бывало.

— Ну, тогда тем более, — с энтузиазмом воскликнул Саша у него за спиной. — Пойдемте, Анатолий Александрович, что в номере сидеть? А на обратном пути пивка выпьем в баре. Решайтесь!

«А и в самом деле… — подумал Анатолий Александрович. — Сколько можно трусить? Это в конце концов ненормально. И вообще клин клином вышибают.»