— И чтоб там было две кровати.
— Конечно.
— А теперь рассказывай дальше.
— Дальше… На следующее утро я пошел к дому, где жила Хида. Бабен все описал верно: стена была невысока, под ней и дальше по улице ходили стражники. Всего я насчитал восемь человек, причем двое отличались избыточным весом и вряд ли могли так быстро бегать, как я. Затем я прошел до таверны «Сладкоголосая Айзель». Место оказалось темное; перед дверью в это заведение я заметил глубокую нишу, где вполне мог спрятаться человек. Бабен рассчитал всё с присущим ему тщанием: в сумерках никто не увидит его здесь. В общем, я почувствовал уверенность в успехе сего предприятия.
Вернувшись в казарму, я сказал туранцу, что его план хорош и я готов нынче же выкрасть девицу.
«Я благодарен тебе несказанно,— горячо прошептал он. В его черных глазах блеснули слезы.— Ты настоящий друг!»
Молча ушел я к приятелю своему Сааби. Я не имел права раскрывать ему чужую тайну, но на душе у меня почему-то становилось все тяжелее, и я признался: «Сааби,— сказал я.— Может быть, этой ночью я совершу плохой поступок. Я хочу, чтоб ты знал: выгоды я не ищу. Мне самому ничего не надо. Все, что сделаю,— сделаю не для себя. Не спрашивай ни о чем. Давай сыграем в кости и пойдем сражаться с чучелом».
Он ничего не спросил, только внимательно посмотрел на меня, потом достал из мешочка кости и бросил их на стол. Благодаря моему приятелю Сааби я до сумерков и не вспомнил о Хиде и Бабене. Он не позволял мне задуматься, а все говорил, говорил, так что я даже воскликнул: «Нергал тебя побери, Сааби! У меня в ушах звенит от твоей болтовни!» Он засмеялся и продолжал рассказывать байки, коих у него в запасе было предостаточно.
Но вот стало темнеть. Бабен, улучив момент, подбежал ко мне и взволнованно спросил, иду ли я за Хилой. Я сказал, что скоро пойду, а ему велел отправляться к таверне и ждать.
Он ушел. Я махнул рукой Сааби, желая, чтоб он убрался в казарму и не маячил передо мной, как богиня укора Веда. Он убрался. Я бесцельно сделал несколько кругов по двору, затем, когда небо стало темно-серым, пошел к дому бедняжки Хиды.
Стражники и в самом деле не обратили на меня никакого внимания. К тому же в конце улицы вдруг, к моей удаче, появился маленький тощий шемит, издалека очень похожий на Бабена, и парни все как один грозно уставились на него. Так что я спокойно подошел к стене, ловко перемахнул через нее и оказался в саду Хиды.
Ее я увидел сразу. Она медленно шла по тропинке; лунный свет указывал ей путь, матово блистая на ее серебристом платье. Девушка оказалась настоящей красавицей. Длинные черные волосы струились по узким плечам и спине, белое лицо с точеными чертами было задумчиво или печально – я не мог разобрать, огромные темные глаза смотрели вдаль, сквозь листву и ветви. Наверное, она бы услышала, как я приземлился — ведь я не видел, куда прыгаю, а потому угодил прямо в кустарник,— но некая дума занимала ее мысль и внимание; она даже не посмотрела в мою сторону, а продолжала медленно идти по тропинке, и скоро поравнялась со мной.
Тут я воспользовался советом Бабена и выскочил подобно пантере. К моей великой досаде, при этом я успел сломать ветку какого-то дерева и, поскользнувшись на листе, грохнуться со всего маху на землю. Этими действиями я произвел немалый шум, однако все же добрался до Хиды как раз в тот момент, когда она начала оборачиваться. Короткую долю мига я видел недоумение в ее прекрасных глазах. Затем левой рукой я обхватил ее за талию, а правой зажал ей рот и — поволок к стене.
Она не сопротивлялась. Позже, когда я стремительно бежал с ней по улице к таверне «Сладкоголосая Айзель», я понял, что она просто потеряла сознание, но сначала я подумал, что она каким-то образом приняла меня за своего хилого возлюбленного и с радостью замерла в его — то есть моих — объятиях.
Удача сопутствовала мне: два толстых стражника стояли в конце улицы и пили вино из огромного меха, а остальные разбрелись кто куда и меня — хоть и с девицей на плече — не заметили вовсе.
Бабен ждал именно в той нише, около входа в таверну. На другой стороне улицы стояла повозка, запряженная мощным приземистым вороным жеребцом. Лишь только я приблизился, туранец подскочил, молча и с непонятной мне яростью выхватил Хиду у меня из рук, довольно небрежно забросил ее в повозку, следом вскочил сам и дал знак вознице трогать. Все, что я успел рассмотреть, был высокий капюшон этого возницы да горб на его спине. Да, и еще: повозка уже поворачивала за угол, когда я увидел, как фигура в белом приподнялась, повернулась к Бабену, и… Раздался резкий короткий вскрик. Я побежал было следом, но потом остановился, ибо кто их разберет, этих женщин… Я вернулся в свою казарму, охваченный странным, весьма неприятным ощущением. Особенно это ощущение усилилось после того, как мой приятель Сааби поглядел на меня долгим взором и отвернулся…
Так свершилось похищение невесты. О девице Хиде на следующий день говорил весь город. Злоумышленника искали, но никто и ничего о нем не знал. Нерадивых стражей, конечно, прогнали вон. Люди, имеющие дочерей на выданье, заперли их на сто засовов. Пару лун спустя все в городе стало по-прежнему, но тогда… О, как же мне было совестно! Пусть я знал, что помог влюбленным сердцам соединиться, но какой же тревогой из-за этого был охвачен город!
