Одинокий прохожий - [2]

Все забыто: и образ, и отзвук, и даже названье,

Все пропало, исчезло, — и снова один я стою.

Этот обморок памяти слабому мне в наказанье

За сомненья и страхи, за скудную веру мою.

Дай найти мне такое тяжелое, нежное слово,

Чтобы вновь обрести над тобою забытую власть:

Как корабль затонувший со дна поднимают морского

Дай мне силы припомнить тебя и узнать, и заклясть.

«Нет, мы не бодрствуем, — мы спим…»

Нет, мы не бодрствуем, — мы спим,

Мы спим, не в силах пробудиться,

Нам пробужденье только снится

Сквозь памяти летящий дым.

Что ж эта горсть дневных тревог,

Волнений, горестей и боли?

На перекрестке двух дорог

Взметнулась пыль, — и нет уж боле.

«Сухой песок, песок сыпучий…»

Сухой песок, песок сыпучий

Занес мой скудный водоем.

О, Господи, пошли мне тучи

Тяжелые! Пускай дождем

Низринутся, сметут и смоют

Все, что годами налегло,

И воды хлынувшие взроют

Первоначальное русло.

Чтоб днем и ночью предо мною

Поток таинственный бежал

И жажду хладною струею,

Не утоляя, утолял.

«Что ты гордишься, певец?..»

Что ты гордишься, певец? — Смотри на простые ремесла:

Ты слагаешь стихи, возводит плотник строенье.

Горе тебе и ему, когда нечестной рукою

Мерили вы: упадут и в пыль превратятся обломки.

Будь смиренен и прост. И помни: из тех же деревьев

Можно дома воздвигать и звучные делать свирели.

Конькобежец

Вот разбежался, рукою взмахнул, упругим движеньем

Режет зеркальную гладь, ровный чертя полукруг.

Хрупок обманчивый лед, глубоки озерные воды:

Он и не смотрит туда, тешась мгновенной игрой.

Крысолов

Заиграл крысолов, запела звонкая дудка.

Лапками дружно стуча, крысы за песней бегут.

Он же, ладью отвязав, плывет и поет и играет; —

В синих прозрачных волнах бедные тонут зверьки.

«Как женщина, изменчива весна…»

Как женщина, изменчива весна.

Еще в ночи шумела непогода,

Но день блеснул, — и вот уже природа

Воскресной легкой неге предана.

Как эго прихотливое убранство,

Что процветет и распадется вновь,

Напоминает мне твою любовь

И милое твое непостоянство!

«Я в сердцах ударил палкой…»

Я в сердцах ударил палкой

По осиному гнезду,

И с сухим и легким треском

Вмиг рассыпалось оно.

И рассерженным и шумным

Желтым роем окружен,

Я бежал до самой речки,

Отбиваясь и крича.

Но и там еще, сбегая

К благодетельной воде,

Все я слышал за собою

Звонкий и веселый смех.

«Вотще пред Вами, ангел мой…»

Вотще пред Вами, ангел мой,

Я рассыпаюсь мелким бесом:

Хоть бы кивнули головой,

Хоть бы взглянули с интересом!

Иль нынче бесы не в чести?

Иль ангелам не столь пристало

Беседы мирные вести

С врагами кроткого начала?

Но успокойтесь! Не ищу

Победы радостной и злобной:

У Ваших ног, бесам подобно,

И верую, и трепещу.

«Слава тебе, наступающей день! хвала тебе, солнце!..»

Слава тебе, наступающей день! хвала тебе, солнце!

Каждому зверю в лесу, пробужденному гулом и светом,

Каждой птице в полях, взлетающей в утренний воздух, —

Всем мой братский привет: не гостем случайным сегодня

К вам пришел я сюда, на этот ликующий праздник, —

Нет, как равный стою средь равных. Уже встрепенулся

Ветер, качаясь, гудят вершины столетних деревьев,

Над озаренной землей звенит, и гремит, и несется:

Слава тебе, любовь, хвала тебе, жизни начало!

«Зеленая волна, зеленая трава…»

Зеленая волна, зеленая трава,

И волосы твои оттенка изумруда,

И льющихся небес густая синева, —

Какое празднество для глаз, какое чудо!

Свалившейся травой мелькнет ли жизнь моя,

Волна ль ее умчит в стремительном теченье, —

Что, милая, мне в том? — сегодня видел я

Природу и тебя в таинственном смешенье.

«Мой Друг, тебя я видел нынче спящей…»

Мой Друг, тебя я видел нынче спящей:

Лежала тень вокруг сомкнутых век,

Спокойная вздымалась грудь не чаще

Волны вечерней, плещущей о брег.

Когда ж, едва расслыша вздох глубокий,

Я низко наклонился над тобой, —

Мелькнул в лице какой-то свет далекий

И в воздухе взмахнула ты рукой,

Еще не просыпаясь. На мгновенье

Я видел — не томленье и не страх, —

Лишь дрожь неотошедшего виденья

В твоих полураскрывшихся глазах.

«Полдневной щедростью согрета…»

Полдневной щедростью согрета,

Ты прилегла на мягкий мох, —

И — счастья робкая примета —

Полуулыбка, полувздох.

Неясным трепетом тревожит

Чуть побледневшие черты.

Ты спишь. — Душа моя не может

Хранить подобной немоты.

О, как мучительно, как страстно,

С неутешимостью какой

Люблю твой тайный и прекрасный

Мимоидущий лик земной.

«Отраден мне твой проблеск нежный…»

Отраден мне твой проблеск нежный,

Час утренний, беспечный час, —

Но сумрак ночи памяти прилежной

Отраднее во сколько раз!

Так прелести твоей мгновенной

Дороже мне, мой близкий друг,

Твоих очей какой-то вдохновенный,

Какой-то длительный испуг.

«Вот и вечер, вот и темный…»

Вот и вечер, вот и темный

Возле самого окна

Тенью закивал огромной.

Вот и вечер. Тишина.

Все молчит, все засыпает,

Все заснуло. В этот час

Только память начинает

Свой бормочущий рассказ.

Ты не спишь еще, подруга?

Ты не отвечаешь? — Спит.

Тихо. Только от испуга

Сердце у меня стучит.

«Безжизненна, бледна и молчалива…»

Безжизненна, бледна и молчалива

Сидела ты; полузакрыв глаза,

И по щеке твоей как бы лениво

Катилась одинокая слеза.

О, тяжкая!.. Дрожащий и огромный,

Весь этот мир катился вместе с ней, —

Нет, не вселенная, — но только темный

Печальный мир земной любви твоей.

Не может быть, неправда, о, не надо!