Одиночество шамана - [51]
– Ага! – встрепенулся нищий. – Мужик, видно, звезданулся на почве «Глиняного человека».
Ухо Сергея Васильевича моментально выхватило два последних слова и заставило его прозреть. Обнаружив перед собой побирушку, Уфименко окинул его пренебрежительным взглядом и недоумённо спросил:
– Откуда ты знаешь о глиняном человеке?
– Так я его на помойке нашёл, – ответил нищий, имея в виду, конечно, книгу Андрея Платонова «Глиняный человек». – Чего там только сейчас не валяется! Такие чудесные вещички порой находишь…
– Эге! – воскликнул Сергей Васильевич, подбоченившись. – Я всегда был убеждён: мир ещё не весь открыт. Но где ж ты эти вещички находишь?
– Где-где? В Караганде! – нищий простодушно махнул рукой. – Тут неподалёку есть яма, – он имел в виду, естественно, выгребную яму. – Копнешь чуть поглубже – и чего только не отыщешь. Только не ленись рыть!
Сердце Уфименко радостно встрепенулось. Он был много наслышан о загадочных шахтах и провалах в земле, которые, как считал, подтверждают существование таинственных лабиринтов. Одну из таких шахт, неподалёку от речного вокзала, в середине пятидесятых годов прошлого века замуровали после того, как в неё провалился подросток. Мальчишку нашли не сразу. При падении он зацепился за небольшой прямоугольный выступ в стене – и слава богу, потому что шахта была глубокая: её дно в кромешной темноте не просматривалось, но снизу доносилось едва слышное журчание воды – там, видимо, бежал ручей; промозглая сырость и густые, дурно пахнущие испарения кружили голову. Если бы парень упал на дно, то, скорее всего, разбился бы.
Он кое-как примостился на выступе и попробовал кричать в надежде привлечь внимание прохожих. Но, как оказалось, его никто не слышал: звуки не достигали поверхности земли. И только благодаря тому, что родители подростка всполошились и подняли на ноги всех знакомых и соседей, чтобы прочесать окрестности, его в конце концов нашли. В проём опустили десятиметровую верёвку, но её длины не хватило, тогда к ней привязали ещё кусок каната – получилось около пятнадцати метров, и мальчишка наконец смог ухватиться за веревку.
Также рассказывали о других случаях, когда люди проваливались в какие-то загадочные пустоты под землёй. Почти у всех было ощущение: шахты ведут в глубокое подземелье, откуда слышится шум воды и приглушенные звуки, напоминающие непрерывное шипение. И ещё все говорили о том, что чувствовали присутствие чего-то неведомого – холодного, мрачного, ужасного. Страх мгновенно охватывал людей, он парализовал их, заставляя вздрагивать от шороха осыпающейся земли или малейшего движения затхлого воздуха. Казалось: рядом дышит невидимое существо – равномерно, глубоко, и оно пристально изучает человека, вторгшегося на его территорию. Никто ни разу не видел подземного обитателя, но почти все рассказывали одно и то же: у этой твари были маленькие жгучие глаза. Они напоминали два красных уголька.
Сергей Васильевич, вдохновлённый сообщением бича о неведомой яме, велел нищему дожидаться его у магазина, а сам стремительно влетел в бутик и кинулся к витрине. Выбор вин поражал: Австралия, Чили, Китай, Италия, Франция, Испания, Грузия, Молдавия… Цены средние: 500—600 рублей за бутылку, что для пенсионера, конечно, дорого. Уфименко перевёл взгляд на стойку с водкой: разных её сортов тоже было много – глаза разбегаются, но зато цена приемлемая, не то, что у вина. Однако Сергею Васильевичу хотелось праздника, который, по его представлениям, белоголовая злодейка с наклейкой только опошлит. Он снова скользнул взглядом по витрине.
– Ах, да! – пробормотал Сергей Васильевич. – Белоголовка осталась в прошлом. Глянь-ка, какие метаморфозы: водка нынче выпускается с дозаторами, бутылки – произведение искусства: под хрусталь, с какими-то вензелями, затейливыми пробками, всякими нашлёпками и яркими этикетками. А вот вино оформлено скромнее. Наклейки будто с одной типографии: коричнево-белые или черно-белые, скромные, да и бутылки – одинаковые. Ахашени, однако, разлит в светлые склянки, и сбоку болтается этикетка – как на джинсах. Интересное дело!
Продавец, молодой импозантный парень в строгом чёрном костюмчике с бабочкой, прислушался к бормотанью Сергея Васильевича.
– Помочь вам с выбором? – спросил он.
– Когда-то мне рассказывали в Тбилиси, что ахашени выпускают всего несколько сот бутылок в год, – сказал Сергей Васильевич. – А у вас, смотрю, и ахашени есть, и киндзмараули, и цинандали – редчайшие, в принципе, вина. Неужели в Грузии стало больше виноградников?
– Поставщики у нас серьёзные, – ответил продавец. – На всю продукцию имеются сертификаты, не сомневайтесь.
– Сертификат – всего лишь бумажка с печатями, – усмехнулся Сергей Васильевич. – Хорошего не может быть много. Смотрю я на эти бутылочки и крутится в голове мысль: а, может, всё, что в них налито, – это аналог? Знаете, молодой человек, есть подлинники, а есть копии подлинников – внешне они похожи, но понимающий сразу почувствует разницу…
– Для понимающих – коллекция эксклюзивных вин, – продавец кивнул в угол: там была особенная стеклянная полочка, внешне скромная, подсвеченная тусклой лампочкой. – Эта продукция проверена временем.
Молодой журналист Игорь Анкудинов после окончания университета едет работать на север Камчатки – в Пенжинский район, известный на весь мир мощными приливами в устье реки Пенжина.Именно через этот район на Камчатку когда-то шёл шёл отряд первых русских первопроходцев Владимира Атласова. Среди казаков был и некто Анкудинов – то ли родственник, то ли однофамилец.Игорь Анкудинов поехал работать в редакцию маленькой районной газеты на север Камчатки, потому что надеялся: профессия журналиста позволит поездить по этим местам и, возможно, найти какие-либо следы первопроходцев.Что из этого вышло – об этом читайте в книге…
О любви мечтают все. Порой кажется, что этими мечтами пропитан воздух, которым мы дышим. Или просто кто-то рядом надкусил кисло-сладкое яблоко. Яблоко раздора. С него началась Троянская война. Но с простого яблока может начаться и самая великая история любви…История с названием «Яблоко по имени Марина»!
На берегах великой дальневосточной реки Амура живет народ нани, чаще его называют нанайцами. Оносятся они к северным народам России. Раз в год нанайцы собираются на большой праздник. На нём соревнуются мастера национальных видов спорта, устраиваются гонки на байдарках и оморочках, проводятся выставки декоративно-прикладного искусства, местные кулинары удивляют народ яствами, приготовленными по рецептам прабабушек, а сказители рассказывают и детям, и взрослым легенды, сказки и были.Прежде, чем начать сказку, рассказчик обязательно произносит междометие-заклинание: «Ка-а! Ка-а!» По поверьям, оно оберегало рассказ от бусяку – мифических существ, похожих на наших чертей.
«А я не хочу ходить по кругу. И все-таки хожу… И затаиваюсь в собственном теле, как в укрытии, – и ничего мне не страшно, я освобождаюсь от особых примет, становлюсь как все и не позволяю себе никаких вольностей, и даже моя улыбка – не моя…»Герой фантастического романа Николая Семченко попадает в странную историю, его ждут невероятные приключения, и в конце концов он поймёт о жизни нечто очень важное. Такое, что вам и не снилось!
О «снежном человеке» слышали все, о Калгаме – навряд ли. Этого великана придумали нанайцы – народ, живущий на берегах великой дальневосточной реки Амур. В их легендах рассказывается о великане Калгаме. Он – хозяин гор, скал и рек, ведающий пушным зверем и рыбой. Повесть «Великан Калгама и его друзья» – это сказка. Она основана на мифах, сказках и преданиях малых народов Севера. В детской литературе уже есть великаны, самый известный из которых, пожалуй, Шрек. И пока никто не знает о Калгаме, родина которого – Амур, Дальний Восток России.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.