Одиночество шамана - [25]

– Старая сказка на новый лад, – звонко рассмеялась она. – Умное слово есть: интер… интерпретация… да? Вот ты сказку-то как переделал! Вроде, и не взлетал мужик в небо, а – орел!

Андрей поморщился, давая понять, что не желает продолжать эту тему. Надежда не убирала ладонь с его лба, ожидая, видимо, ответной реакции: обнимет ли, погладит ли ее, приголубит.

– Сон плохой мне снился, – Андрей сел на диване. – Просто ужасный! Такое только в сказках бывает…

– Забудь, – посоветовала Надежда. – Хотя, знаешь, в любом сне есть скрытый намек на будущую жизнь. Я про это тоже в газетах читала.

– Много ты что-то читаешь, – буркнул Андрей и, легонько отстранив ее, встал босыми ногами на пол. – А я вот ничего не читаю, и доволен! Меньше знаешь – меньше думаешь.

Он, конечно, стебался. Потому что знал: Надя читает всякие «желтые» еженедельники да дешевенькие детективчики, которыми нашпигованы все газетные киоски. Сам же Андрей любил настоящую литературу, и знал толк в Чехове, Булгакове, Сэлинджере, даже «Опыты» Монтеня пробовал читать, но что-то не пошло, наверное, из-за тяжеловесного старинного слога, а может, из-за некоторых смешных несуразностей: старик, похоже, верил в мифических чудовищ, икубов и прочую чертовщину.

– Ага, – обрадовалась Надежда. – Надо же иногда о чём-нибудь поговорить. А то встанешь из койки и не знаешь, что сказать.

– А надо ли? – усмехнулся Андрей. – Мысль изреченная есть ложь…

– Так-то оно так, – смутилась она. – Но зачем-то же человеку дан орган речи.

– Этот орган не только для речи, – снова усмехнулся Андрей, и на этот раз его ухмылка была циничной. – Иной раз слушаешь сладкоголосую дамочку и думаешь, как именно заткнешь ей кое-чем рот. А она считает, что её внимательно слушают. Умная такая, спасу нет!

– Андрюша, – понарошку накуксилась Надежда, – чего ты такой сердитый? Тебе правда со мной не хочется даже поговорить?

– Лапа, – он постарался как можно нежнее произнести это ласкательство, – у меня что-то со здоровьем не того. Сама убедилась: даже дверь не закрыл – какое-то затмение нашло, голова болит, всё не так и не то. Понимаешь, я хочу один побыть. Человеку иногда важно побыть одному. Некоторые даже болеют, если им хотя бы час-другой в сутки не удаётся побыть в одиночестве.

– Понимаю, – серая тень пробежала по её лицу. – Я сама не люблю, чтобы другие видели, как я болею. Но, может, тебе помочь чем? Молочка с медом нагреть. Или массаж? Во! Давай, я тебе массаж воротниковой зоны сделаю. Я умею!

Надежда была доброй, простой женщиной. Если она оставалась дома одна, то непременно включала радио, телевизор, магнитофон – всё, что издавало звуки или показывало картинки: её угнетала тишина, она даже боялась её, потому что оставалась наедине с самой собой, и тогда в голову лезли всякие мысли об одиночестве, неудачных попытках завести более-менее длительные отношения с мужчиной, об Андрее, который, наверное, никогда не захочет жить с ней вместе – молодой, симпатичный, себе на уме, он, по её мнению, и сам не знает, чего хочет, а если хочет, то поди-ка узнай, чего: отделывается смешочками, молчит, ни о каких планах не говорит и ничего конкретного не предлагает.

У неё был ещё один мужчина, о котором не знала даже лучшая подружка Люська. Зачем ей знать? Она ещё та лахудра: мало того, что обо всём растрезвонит, так ещё и глаз на Михаила Алексеевича положит. Всё-таки у него отдельная квартира, дача, машина, работает в солидной фирме, и ничего, что ему скоро пятьдесят лет – мужик ещё крепкий, видный, правда, скучный: всё у него в доме, так сказать, по полочкам разложено, ни пылинки – ни соринки, и не дай бог в порыве страсти сбросить лифчик или трусики на пол – тут же вскакивает, подбирает и аккуратненько складывает на пуфик, а как до интима дело дойдёт, ему непременно надо в ванну сбегать – как будто и не мылся в этот день, да ещё и её посылает туда же, а она, что, дура к мужику грязной идти? Зашибись!

Однако Михаил Алексеевич всё-таки был выгодной партией, такие на дороге не валяются: не пьёт, не курит, домовитый, с деньгами, опять же. Он сам предлагал Надежде жить вместе, и к её сыну вроде бы неплохо относился, но она пока что отделывалась неопределенными фразами: вроде того, что давай, мол, проверим свои чувства и всякое такое. В глубине души Надежда рассчитывала, что Андрею нравится не только сексом с нею заниматься. Она, хоть и старше, женщина хоть куда, вон, как по улице идёт – мужики ещё вслед оборачиваются!

И ни у какой подруги она в этот день не была. Встречалась с Михаилом Алексеевичем. От него и пришла к Андрею. Если бы она была поумнее, то постаралась бы перед выходом не только накраситься, но и хорошенько отмыться: Михаил Алексеевич после бритья пользовался лосьоном «Меннен – Снежная лавина», довольно-таки крепким, да еще и «Эгоистом» душился – мужской, стойкий аромат парфюма перебивал её духи, и Андрей, конечно же, ощущал это, но сказать ничего не мог. Во-первых, сам не без греха. Во-вторых, надо же как-то женщине устраивать свою судьбу, зачем ей мешать: и сам не гам, и другому не дам – он относился к Надежде как к подружке, не более того. В третьих, ему не хотелось никаких разборок: пусть всё идёт так, как идет.