Одиночество шамана - [149]

Худо-бедно, но денег насобирали и тот памятник отремонтировали. Заодно старушка приметила ещё несколько других таких же запущенных скульптур и тоже за них вступилась. В общем, через несколько лет стало понятно: не было бы этой бабки, не было бы и памятников, которые возродились только благодаря ей. «Подвижница, патриотка, замечательный человек!» – сказали те же самые чиновники, которые объявили её чуть ли не сумасшедшей. И присвоили ей звание почётного гражданина города. Правда, прожила с ним пенсионерка недолго – вскоре и померла.

Вспомнив о ней, Эдуард Игоревич задумчиво окинул взглядом Уфименко: а что, если и этот пенсионер не такой уж и сумасшедший? Конечно, смешно, когда он утверждает, что чувствует людей и энергию, от них идущую, футы-нуты, экстрасенс доморощенный! Но, может, не так уж и комична его гипотеза насчет этого чёртового тоннеля, а? Какая-то сермяга в его идее есть. И если он окажется правым, то что потом скажут об Эдуарде Игоревиче? Отказал, мол, подвижнику в помощи.

– Хорошо, – Эдуард Игоревич зябко поёжился, представив, как его имя будут склонять на все лады, если Уфименко окажется прав. – Считайте, я на вашей стороне. Тем более, что наши обезьянки просто сестры-близнецы. Надо же, такое совпадение! И эти пиктограммы, ничего не скажешь, работают на вашу идею…

– Да, загадочное изображение, – Сергей Васильевич, обрадованный согласием Эдуарда Игоревича, однако, из строптивости не спешил с выражением благодарности. – Мне, кстати, вспомнился один забавный случай. Бабка рассказывала: когда увидела впервые обезьяну в цирке, то даже испугалась. Подумала: чёрт! А что, очень похоже, – он рассмеялся. – Где-то читал, что некоторые примитивные племена не переносят ленивцев и опоссумов. Последних считают вместилищем злых духов и уничтожают при любом удобном случае.

– Опоссум разве обезьяна? – усомнился Эдуард Игоревич.

– Какая разница! – пожал плечами Сергей Васильевич. – Главное, что древние считали обезьян как бы приближенными к иному миру.

Эдуард Игоревич терпеливо слушал Сергея Васильевича, не решаясь перебивать его речь вопросами. Ибо на каждый вопрос Уфименко старался ответить подробно, с массой примеров, постоянно отклоняясь на частности. Перенести это занудство мог лишь человек с крепкими нервами.

Он втолковывал Эдуарду Игоревичу, что между земным и подземным мирами существует некая невидимая непреодолимая стена. Тот, другой мир хранит ледяное молчание, не испытывая к нашей реальности ни любви, ни сострадания, ни боли. Вероятно, он прекрасен и ужасен одновременно, в нем, может статься, иное пространство и другое время. Ласковая дымчатая темнота окружает со всех сторон, но где-то там, в черной бездне, вдруг вспыхнет ясное, чистое пламя, и так ярко засверкает, что глазам станет больно на него глядеть. Белый огонь смешивается с агатовым светом, и в этих бурных сполохах высвечиваются крылатые драконы и пресмыкающиеся пуймуры.

– Помните, я как-то говорил вам о пуймурах? – напомнил Сергей Васильевич. – Возможно, они каким-то образом попадают из подземного мира в наш. А что, если мы найдём это существо? Да нам сразу памятник поставят!

Эдуард Игоревич стойко воздерживался от комментариев, лишь иногда кивал или неопределённо хмыкал, крякал и покашливал. Ему всегда казались подозрительными люди с горящим взором, которые обещали всё и сразу. А Сергей Васильевич как-никак сулил слишком многое: и открытие тайн подземелья, и диковинные предметы первобытных культур, и заманчивые шаманские раритеты, и – поди ж ты! – неизвестных зоологам зверушек. «Болтун, болтун, болтун, – твердил про себя, как заклинание, Эдуард Игоревич. – На девяносто девять процентов ему веры нет. Но один процент всё-таки остаётся. А если это и мой шанс?»

Как бы то ни было, свое слово он сдержал: всеми правдами-неправдами выпросил в одном научном институте тепловизор. Съёмки в местах, указанных Сергеем Васильевичем, дали интересные результаты: под землёй, похоже, действительно находились какие-то объекты – возможно, разломы, старые подземные ходы или даже тоннель. Причём, вся эта система практически совпадала со схемой, составленной Уфименко, и, похоже, действительно заканчивалась (а, может, начиналась?) в пещере у старинного нанайского села Сакачи-Алян.

Сергей Васильевич торжествовал. Вместе с ним радовалась и Марго, которая чаще обычного закатывала глаза, ещё больше размахивала руками, беспрестанно чирикала что-то малопонятное о тонких материях, энергетических сущностях и всячески намекала, что там, под нами, таится иная, очень древняя и высокодуховная жизнь. Ей снились всякие странные сны о посвященных, просветлённых и многомудрых учителях, незримо присутствующих рядом с нами. Они таинственно улыбались ей и силились что-то сказать, но женщина, как ни напрягала слух, ничего, увы, не слышала. Голос истины слишком тих и слаб, решила Марго. Не каждому дано его услышать, только – избранным.

– Да ну! – весело присвистывал Сергей Васильевич, пытаясь приободрить сподвижницу. – У вас со слухом всё в порядке. Это у них не в порядке с голосом: лишились дара речи от изумления, что кто-то из землян осмелился выйти на контакт с ними.