Одиночество шамана - [112]

Он явно пытался выпутаться из неловкой ситуации, но не мог подобрать нужных слов, отчего говорил первое, что приходило на ум, и смущался ещё больше.

Бабушка Чикуэ это поняла и, вздохнув, опустила глаза:

– Ладно. Всё понимаю. Трудно поверить в то, что говорю. Дело ваше: хотите – верьте, хотите – нет.

– Верим, верим! – зачирикала Марго. – Если бы не верили, то разве обратились бы к вам? Есть вещи, которые выше всякого человеческого понимания. Древняя магия не только способ познания мира, но и метод воздействия на него. У чародеев… ой, не то сказала… у шаманов было своё ноу-хау. В трансе им открывались все тайны мира. Я верю в их ясновидение…

Старуха слушала её болтовню, покачивая головой – то ли поддакивая, то ли осуждая, то ли просто так. Однако из глаз Чикуэ сквозило лукавство, будто она знала что-то такое, до чего Марго ни в жизнь не додумается.

Андрею наскучило словоизвержение Марго: она так разошлась, что даже не интересовалась, слушают ли её. Вытянув шею и вся устремившись вперёд, она размахивала руками, поводила плечами, притопывала в такт своим словам, и ей очень нравилась её речь – страстная, громкая и вроде бы убедительная.

Чикуэ Золонговна снова мысленно заговорила с Андреем:

– Эта Марго сама как шаманка, – заметила она. – Ишь, как разошлась! Никого не видит и ничего не слышит. Будто глухарь на току.

– Она хочет вам понравиться, – улыбнулся в ответ Андрей. – Но как же её остановить?

– По правде говоря, устала я от них, – пожаловалась Чикуэ Золонговна. – Мужчина ещё ничего – скромный, больше молчит, учёность свою не показывает. А женщина удержать языка не может. Плохо, когда человек много говорит. Его может услышать бусяку. Такое поверье у нас есть. Услышит – придёт к человеку, мучить его станет. Потому наш народ молчаливый, зря слова не тратит. Женщины рассказывали детям короткие сказки, и не имели права в них петь. А мужские сказки – длинные, в них мэргены-богатыри со злыми духами борются, шаманы камлают, муханы на выручку девушкам-красавицам отправляются, и каждый герой свою песню поёт. Мужчины, они сильные, не боялись бусяку…

– Ничего не пойму, – Андрей недоумённо посмотрел на старуху. – То молчать надо, слова лишнего не скажи, то, пожалуйста, болтай, сколько хочешь. А как же духи? Они ведь всё слышат, вдруг придут…

– Э! Почему только духи? – улыбнулась Чикуэ Золонговна. – Илан хосякта может услышать бранное слово, хвастовство или злобное проклятие.

Поняв, что Андрей не знает, что такое Илан хосякта, она объяснила: это три звезды – всевидящее око хозяина тайги тигра. Нанайцы верили: ночью амба поднимался на небо и смотрел оттуда на землю, он всё видел и слышал – горе тем, кто говорил нехорошие вещи или хвастался: тигр жестоко карал таких людей. За всякое праздное слово человек должен нести ответ – если не в этой жизни, то в загробной точно. Может быть, ещё и поэтому в сказках нанайцев так много звукоподражаний: летит птица – сказитель обязательно изобразит движение её крыльев и жестом, и звуком, ползёт змея – скажет: «Ср-р-р» – каждый понимает: в сухой траве ползёт аспид, длинный, скользкий и шершавый, а если таинственным полушепотом произнесёт: «Ленд-е ланд, ленд-е ланд» – это злой сеон крадётся: сделает шаг – халат у него ветер раздувает, другой шаг сделает – полы халаты опадают.

Голоса птиц и зверей, шорохи охотничьей тропы, потрескивание огня в костре, плеск воды, все звуки подлунного мира повторялись и в сказках, и в шаманских ритуалах. Человеческое слово оберегалось от злых сил, но звукоподражания явно адресовались им: эта дословесная форма общения позволяла создавать образы, понятные и человеку, и сеону. Если даже он услышит рассказ, то пусть знает: добро всегда побеждает зло, и нет на свете такого бусяку, которого не победил бы мэрген.

– А правда, что прежде нанайцы с незнакомым человеком в тайге не разговаривали?

– Ага, – старуха улыбнулась. – Прежние охотники всегда с собой тало-бересту брали, на ней рисовали Ари-амбана. Это такой лесной дух, который криком отгонял зверей от промысловика. Но если его на тало изобразить, да покормить хорошенько, то Ари-амбан замолкал. Но всё равно в тайге нельзя было с незнакомцем разговаривать. А вдруг это не человек, а злой дух, притворяющийся человеком? Охотник должен быть молчаливым. Любое лишнее слово могло ему повредить. О, большая сила в сказанном слове!

– Наука теперь считает: мысль материальна, – сказал Андрей. – Значит, слово может стать реальностью. Конечно, я упрощаю, но смысл передаю правильно. Меня удивляет, что об этом ещё в глубокой древности догадывались. Русские недаром поговаривали: как аукнется, так и откликнется. Сказанное нами слово, доброе ли, злое ли, непременно отзывается в судьбе…

– Э, учёным и не снилось то, что прежние люди знали, – оживилась Чикуэ Золонговна. – Раньше сказку только старикам разрешалось рассказывать – они знали, как это нужно делать. Перед рыбалкой или охотой никто ни о чём плохом вообще не говорил. Потому что по земле слова далеко разносятся, а по воде – ещё дальше и быстрее. Сеоны могли их услышать и помешать человеку.

– Силы враждебные веют над нами! – рассмеялся Андрей. – Послушаешь вас, так получается: кругом – зло, и надо держать ухо востро, а то попадёшь в лапы какому-нибудь бусяку.