Одиннадцатая заповедь - [4]

Фицджеральд закрыл за собой дверь. Во второй раз за день он быстро пересек помещение ломбарда и вернул потрепанный кожаный кейс на его законное место в витрине. Сколько времени пройдет, прежде чем Эскобар обнаружит, что одним из шести патронов кто-то воспользовался и в чемоданчике лежит лишь стреляная гильза? А обнаружив, даст ли он знать об этом полиции?

Не прошло и полутора минут, как Фицджеральд снова сидел за рулем «фольксвагена». Он двинулся в сторону аэропорта, вслед ему несся звон сигнализации.

На скоростной магистрали Фицджеральд перестроился в средний ряд и поехал с положенной здесь скоростью. Он свернул к аэропорту, но потом, метров через четыреста, съехал с трассы на стоянку отеля «Сан-Себастьян». Открыв бардачок, он извлек оттуда южноафриканский паспорт со множеством виз и, чиркнув спичкой – фирменный коробок Фицджеральд прихватил в «Эль Бельведере», – поджег Дирка ван Ренсберга. Когда огонь подобрался к пальцам, он открыл дверцу автомобиля, бросил остатки паспорта на землю и затоптал пламя, предварительно удостоверившись, что южноафриканский герб все еще узнаваем. Положив спички на пассажирское сиденье, он достал с заднего сиденья чемодан и захлопнул дверцу. У парадного входа гостиницы он выбросил останки Дирка ван Ренсберга в урну.

Фицджеральд протиснулся сквозь вращающиеся двери вслед за группой японских бизнесменов и под их прикрытием добрался до лифта. Он оказался единственным пассажиром, вышедшим на третьем этаже, и быстрым шагом направился к 347-му номеру. Положив чемодан на кровать, он посмотрел на часы: час семнадцать до вылета.

Прежде чем скрыться за дверью ванной, где он собирался избавиться от недельной щетины, Фицджеральд снял пиджак и бросил его на единственный в комнате стул. Двадцать минут ушло на то, чтобы горячий душ вернул его волосам их естественную волнистость и рыжеватость.

Вернувшись в спальню, Фицджеральд надел чистое белье, выдвинул ящик комода и, пошарив рукой, нащупал пакет, приклеенный скотчем к дну верхнего ящика. Он не появлялся здесь уже несколько дней, но у него не было опасений по поводу того, что кто-то обнаружит его тайник.

Фицджеральд разорвал коричневый конверт и быстро проверил, все ли на месте: еще один паспорт, уже на третье имя, пятьсот долларов старыми купюрами и билет первого класса до Кейптауна.

Пять минут спустя Фицджеральд шагал по гостиничному вестибюлю. Он был уверен, что никто ни в чем не заподозрит мужчину в синей джинсовой рубашке, спортивной куртке и серых фланелевых брюках. К стойке портье он подходить не стал – восемь дней назад он заплатил за номер вперед наличными.

Через несколько минут к подъезду подкатил автобус, совершавший челночные рейсы между гостиницей и аэропортом. Фицджеральд посмотрел на часы. Оставалось сорок три минуты до вылета.

Прибыв в аэропорт, он не удивился, что рейс 63 компании «Аэроперу» на Лиму задерживается уже больше чем на час. Несколько полицейских в переполненном зале вылетов с подозрением ощупывали глазами всех пассажиров. И хотя его несколько раз останавливали и задавали разные вопросы, в конце концов ему было позволено проследовать к стойке, где регистрировали пассажиров на Буэнос-Айрес и Кейптаун. Фицджеральд встал в очередь на паспортный контроль и повторил про себя свое новое имя.

Пограничник раскрыл новозеландский паспорт и принялся изучать вклеенную туда фотографию, которая несла на себе печать несомненного сходства со стоявшим перед ним элегантно одетым мужчиной. Он вернул паспорт Алистеру Дугласу, инженеру-строителю из Крайстчерча, и разрешил ему пройти в зал ожидания. Вскоре объявили посадку. Стюардесса провела мистера Дугласа к его месту в салоне первого класса.

– Не желаете ли бокал шампанского, сэр?

Фицджеральд отрицательно покачал головой:

– Нет, спасибо. А вот стакан воды был бы в самый раз, – ответил он, осваивая новозеландское произношение.

Он пристегнул ремень, откинулся в кресле и сделал вид, будто читает иллюстрированный журнал. Самолет начал медленно разгоняться. Когда колеса «Боинга-727» наконец оторвались от земли, Фицджеральд в первый раз за этот день позволил себе расслабиться.

Самолет набирал высоту, а Фицджеральд тем временем размышлял о том, что и как ему предстоит сделать в Кейптауне.

– Говорит командир корабля, – вдруг раздался в динамиках мрачный голос. – Я должен сделать объявление, которое многих из вас очень расстроит. – Фицджеральд напрягся. Возвращение в Боготу не входило в его планы. – Друзья мои, сегодня в Колумбии день национального траура. К огромному сожалению, вынужден сообщить, что наша сборная проиграла бразильцам 1:2.

По салону пронесся стон – неминуемое столкновение с ближайшей горой было бы для большинства пассажиров более приятным известием.

Рядом с Фицджеральдом вновь возникла стюардесса:

– Могу ли я принести вам выпить теперь, когда мы легли на курс, мистер Дуглас?

– Спасибо, – сказал Фицджеральд. – Думаю, что не откажусь от предложенного вами бокала шампанского.

Когда Том Лоренс вошел в зал, журналисты встали.

– Президент Соединенных Штатов, – объявил пресс-секретарь на тот случай, если кто-то из присутствующих прибыл на встречу из другой галактики.