Один выстрел во время войны - [98]

Среди них выделялся рослый боец в распахнутой зеленой телогрейке, — она не мешала в движениях. Широко расставив ноги, он укреплял под углом к головке рельса тяжелое зубило, решительно взмахивал кувалдой, и она обрушивалась всесокрушающей массой. Перевернув рогатыми щипцами рельс, он опять бил у его подошвы по тяжелому зубилу. Третий удар — на отсечку. После этого изуродованный кусок отскакивал от пригодного для пути рельса.

На строительстве моста рабочие участка приступили к своим делам. Бригадир Бородулин вместе с Даргиным и Ковалевым подтаскивали к полынье остроносое бревно. Павловский остановился около них, выждал, когда тяжело сопевший Даргин подымет голову. Заледенелые взгляды встретились.

— Уснули?! — крикнул Бородулин.

Пришлось Даргину снова взяться за бревно.

Обоим стало ясно: вчерашний разговор остается в силе. «Не уступлю!» — как бы сказал Павловский. «Помни, устрою концерт!» — словно ответил Даргин. «А ведь устроит! — думал начальник участка, направляясь к другой бригаде. — Со своею дурью он на все способен. Но какой спрос с рядового рабочего? Пожурят на собрании, погрозят пальчиком. И все! А мне вышестоящие командиры всыплют на полную катушку. Ты начальник, с тебя спрос особый. Ты не должен опускаться до уровня распоясавшегося хулигана, не должен давать повода для вспышки неприязни».

«Но как это не давать повода? — спорил с собой Павловский. — Терпеть его угрозы? Ведь разговор происходил без свидетелей, общественность не привлечешь для воздействия на Даргина».

«Только попробуй… При людях врежу… — думал Даргин. — Только дотронься еще раз до Татьяны!..» Он следил за Павловским с готовностью броситься на него в любую минуту. Не забывались картофельные оладьи, приготовленные Татьяной, веселый смех ее на круче вот с этим… полушубком.

До самого обеда Павловский находился с рабочими на реке. Начала забываться бессонная ночь, казалось, что из-за этого Даргина не стоит так много тратить нервов. Дружно ухали по сваям железные «бабы», многочисленными дятлами стучали топоры по бревнам, доносились редкие команды военных. Мостовые опоры от одного берега до другого начали срастаться пока что редкой щетиной вколоченных в дно реки деревянных свай, эта щетина с каждым часом становилась гуще, надежней.

В полдень Павловский увидел на береговой круче Татьяну. Она стояла на вчерашнем месте и, как видно, отыскивала его среди работающих на льду. Если найдет, то ей ничего не стоит спуститься сюда с какими-нибудь нелепыми оладьями. «Уйди отсюда! — хотел крикнуть Павловский. — Потом поговорим! Встретимся и поговорим…» Таня не уходила. Тогда он перестал проверять установку свай, быстро прошагал, словно по срочному вызову, к противоположному от Татьяны берегу и поднялся на полотно железной дороги. Здесь тоже работы хватает. Бригада ремонтирует путь. Как ремонтирует? Вот это командиры восстановления узла еще не знают.

— Видал? — показал Дмитрий Петру на поднявшегося Павловского.

— Ты думаешь, из-за тебя? — улыбнулся Петр.

— Нет, из-за тебя.

— Ну-ну.

Петр, как и Дмитрий, видел Татьяну. Она по-прежнему стояла на самом краю береговой кручи, подносила ко рту то одну руку, то другую — дыханием отогревала замерзшие пальцы. И когда грела одну руку, то другая держала снятую варежку и маленький бумажный сверток: «Подойдет или нет?» — всматривался Дмитрий. Петр помахал ей. Она будто ничего не видела.

— Ладно, — вздохнул он недовольно. — Я скоро вернусь. По утоптанной тропе Петр обошел лобастый овал мостовой опоры и поднялся на берег.

— Ты чего? — удивилась Таня. — Иль ко мне?

— К тебе.

Ее лицо было синим от холода, она вытирала нос шерстяной варежкой и натерла так, что кожа начала шелушиться.

— Что за нужда тебе… здесь? Шла бы в свой теплый угол на кухне, — по-доброму посоветовал Петр.

— На вас поглядеть пришла, — не спускала глаз Таня с противоположного берега. «Не заметил? А может быть, у него что-то срочное?»

— Это хорошо… Только на нас ты и не глядишь. Наши фигуры, наверно, мелковаты?

Все поняла Таня. Быстро, с испугом взглянула на Петра. «Они все знают!»

— А если не к вам?.. Что в этом плохого?

— Ну… Так бы и сказала.

Петр раздвигал снег ногою у самых валенок Тани, словно расчищал ей путь.

— Дело, конечно, твое… Но с Даргиным так не следовало бы… Не советую нос задирать…

— А чего ты мне… насчет Даргина? Ты же ничего не знаешь! Не нужна ему, понял? Ну вот и знай! А дальше… Мое это дело, так и знай!

Таня волновалась. Ее обидело бесцеремонное вмешательство Петра, словно он обвиняет и ее, и Павловского в каком-то преступлении.

— Не нужна никому, слышишь! И вы мне оба не нужны! Отстаньте от меня…

Варежкой опять начала вытирать нос и уже не смотрела ни на противоположный берег, ни на Петра. Путного разговора не получилось. Так и ушла.

На льду, забив очередную сваю, рабочие отдыхали.

— Через много лет этим дубовым бревнам, что мы заколачиваем, цены не будет, — говорил Федор Васильевич, опираясь на длинную ручку кувалды. — Мореный дуб… Для мебели сильнейшая штука. Комоды разные, тумбочки… Да еще полировать начнут специалисты.

— Зачем полировать? — смотрел Дмитрий на спускавшегося к ним Петра. — Видел я в городе на выставке, еще с папой на базар ездили. Красивый такой ящик, с узорами… Только на попа поставленный. Задвижечки всякие… Красиво, хотя и мрачновато показалось. Посветлеет, что ли, если отполировать?