Один выстрел во время войны - [14]
— Червей найдем? — хрипло спросил Федор Васильевич.
Петр опрометью бросился к старой навозной куче.
Вечером, когда солнце начало подкрашивать горизонт, Федор Васильевич ушел на реку. Не терпелось Рыжему шагать сейчас рядом с ним, а потом сидеть у разглаженной вечерним безветрием воды. Но что-то удержало его, заставило сжаться, сделаться незаметным, когда военрук оглянулся и крикнул непривычно бодро:
— Ужинать погодите! Уху сделаем!
Без Федора Васильевича во дворе стало пусто. Рыжий начал раскачивать топорище, пытаясь вытащить его из бревна. Но подумал, неспроста он оставлен, к этому делу вернется Федор Васильевич, коли все брошено в незаконченном состоянии. Зашел в сарай, обшарил угол, где стояли удочки. Ни одной не нашлось, все забрал. Рыжий вернулся к осиновому бревну, ему почему-то не давала покоя задранная к небу ручка топора.
— Не тронь, не твое это дело, — услышал он голос матери. А ведь не показывалась из дома, будто ее вовсе не было.
Где он остановился, сколько удочек забросил, ловится ли рыба? Рыжий медленно брел дорожкой огорода в ту сторону, куда скрылся Федор Васильевич. Ругал себя: не хватило решимости напроситься вместе с ним. Теперь он не мог отважиться идти к Федору Васильевичу.
Рыжий ходил по огороду из одного конца в другой. Темнота уже окутала землю, звуки становились одинокими, словно только что долетевшими из исчезнувшего солнечного дня. Скрип ворот, блеяние овцы, женский голос, умоляющий «лапыньку» ложиться спать.
Да уж не случилось ли что?!
В небе послышался гул самолета. Хорошо было знать — свой. Задрав голову, Рыжий шарил глазами по темному небосводу в поисках живой двигающейся звездочки. Звук вскоре погас, а звездочку он так и не отыскал.
Ему думалось, что прожил он достаточно, чтобы каждому явлению в жизни давать безошибочную оценку, чтобы самому быть умнее, благоразумнее. И вот чем больше раздумывал о случае с Кучеряшем, тем увереннее доказывал самому себе: никто в этом несчастье не виноват. Так, видно, у Кучеряша на роду написано, — соглашался он со словами матери. Судьба… Но почему же судили? Почему с Федором Васильевичем так обошлись? Почему именно Кучеряш должен расплачиваться своим здоровьем, а может быть, и всей жизнью? Кто и по какой прихоти ткнул пальцем в его сторону? Ведь никто никого не заставлял. Митька даже целился, разве не знал, что в двух-трех шагах, даже не целясь, трудно промахнуться. Надо же, целился… Так он был уверен, что винтовка не заряжена.
А Рыжий стоял рядом. Стоял и шага не сделал, чтоб отнять винтовку у Митьки или хотя бы отвести дуло в сторону. Вот и думай, виноват или не виноват. А ведь судили! Невиновных не судят. Прожил около двух десятков лет, а ума…
В своих раздумьях он уходил от случая с Кучеряшем, от всего, что довелось пережить в последнее время. Жизнь, какая она, оказывается, строгая, даже к такому невинному занятию — к игре, если эта игра в чем-то вышла за обычные рамки…
Жизнь — эстафета, переданная прабабушками и прадедами, бабками и дедами… Не будь их, не было бы Рыжего, отца и матери. Не было б радостей и огорчений, его взглядов на тяжело блестевшую реку, на берегу которой где-то сидел Федор Васильевич, на весь этот мир, остывающий от дневного тепла. А если б он не видел всего этого, если б его вообще на свете не существовало, то велика ли была бы потеря для села, для всего человечества?
Не в этом дело! Наверно, не об этом следовало бы думать. Какая уж потеря.
Нет, все же без него что-то в жизни было бы не так…
Многих людей, кого он знал, кто оставил о себе добрую память, уже нет на свете. Всего перейти через улицу — жил дядя Андрей Кукин, по-уличному Казачий. Почему Казачий? Звали так, а почему — никто не допытывался. Высокий, добродушно мягкий в словах, он почему-то всегда ходил в черной сатиновой косоворотке. Только один раз Рыжий видел его в другой одежде. Его призвали в армию сразу после начала войны, ему удалось отпроситься на короткое время, и он прямо со станции перед погрузкой в воинский эшелон прибежал домой. Был непривычно длинный в туго перепоясанной гимнастерке, в большой пилотке, неловко осевшей на стриженой голове. Все на нем было чужое, непривычное, и он сам тоже стал как бы не из Лугового. Проводили дядю Андрея всей улицей за Городской бугор, больше никто не видел его.
Вскоре пришла повестка отцу. Дома не бывал он в военной форме. Из госпиталя прислал фотокарточку, но и на снимке он был своим, домашним, несмотря на незнакомый полосатый халат. Сейчас опять на фронте. И, признаться, Рыжий почему-то мало волновался за него. Они с матерью даже в мыслях не могли представить, что его могут убить. Это просто невозможно, как это — без отца? С гибелью дяди Андрея все на улице смирились, тут, наверно, ничего иного уже быть не могло. Но с отцом!.. Он ведь в душе не вояка, ему, как сейчас все помнят, подноси только раствор да кирпичи, и он вмиг сложит печь; его снабди лесом — и он в два счета поставит сруб нового дома. Селу без него трудно. Сейчас отец воюет, а Рыжий спокоен, потому что знает — он вернется…
Вспомнил Рыжий директора школы Якунина Василия Николаевича. Строгий был. Опрятный, невысокий, жилистый, так и казалось, что внутри его все время взведена пружина. На большой перемене он выбегал на физкультурную площадку и на турнике крутил «солнце». Однажды прошел слух, что на педсовете учителя качали головами: директор школы, а творит такое… Посолиднее надо бы держаться.
Герои романа воронежского писателя Виктора Попова — путейцы, люди, решающие самые трудные и важные для народного хозяйства страны проблемы современного железнодорожного транспорта. Столкновение честного отношения к труду, рабочей чести с карьеризмом и рутиной составляет основной стержень повествования.
Михаил Андреевич Лев (род. в 1915 г.) известный советский еврейский прозаик, участник Великой Отечественной войны. Писатель пережил ужасы немецко-фашистского лагеря, воевал в партизанском отряде, был разведчиком, начальником штаба партизанского полка. Отечественная война — основная тема его творчества. В настоящее издание вошли две повести: «Если бы не друзья мои...» (1961) на военную тему и «Юность Жака Альбро» (1965), рассказывающая о судьбе циркового артиста, которого поиски правды и справедливости приводят в революцию.
Ким Федорович Панферов родился в 1923 году в г. Вольске, Саратовской области. В войну учился в военной школе авиамехаников. В 1948 году окончил Московский государственный институт международных отношений. Учился в Литературном институте имени А. М. Горького, откуда с четвертого курса по направлению ЦК ВЛКСМ уехал в Тувинскую автономную республику, где три года работал в газетах. Затем был сотрудником журнала «Советский моряк», редактором многотиражной газеты «Инженер транспорта», сотрудником газеты «Водный транспорт». Офицер запаса.
Автор публикуемых ниже воспоминаний в течение пяти лет (1924—1928) работал в детской колонии имени М. Горького в качестве помощника А. С. Макаренко — сначала по сельскому хозяйству, а затем по всей производственной части. Тесно был связан автор записок с А. С. Макаренко и в последующие годы. В «Педагогической поэме» Н. Э. Фере изображен под именем агронома Эдуарда Николаевича Шере. В своих воспоминаниях автор приводит подлинные фамилии колонистов и работников колонии имени М. Горького, указывая в скобках имена, под которыми они известны читателям «Педагогической поэмы».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Читателю широко известны романы и повести Евгения Пермяка «Сказка о сером волке», «Последние заморозки», «Горбатый медведь», «Царство Тихой Лутони», «Сольвинские мемории», «Яр-город». Действие нового романа Евгения Пермяка происходит в начале нашего века на Урале. Одним из главных героев этого повествования является молодой, предприимчивый фабрикант-миллионер Платон Акинфин. Одержимый идеями умиротворения классовых противоречий, он увлекает за собой сторонников и сподвижников, поверивших в «гармоническое сотрудничество» фабрикантов и рабочих. Предвосхищая своих далеких, вольных или невольных преемников — теоретиков «народного капитализма», так называемых «конвергенций» и других проповедей об идиллическом «единении» труда и капитала, Акинфин создает крупное, акционерное общество, символически названное им: «РАВНОВЕСИЕ». Ослепленный зыбкими удачами, Акинфин верит, что нм найден магический ключ, открывающий врата в безмятежное царство нерушимого содружества «добросердечных» поработителей и «осчастливленных» ими порабощенных… Об этом и повествуется в романе-сказе, романе-притче, аллегорически озаглавленном: «Очарование темноты».
Виктор Макарович Малыгин родился в 1910 году в деревне Выползово, Каргопольского района, Архангельской области, в семье крестьянина. На родине окончил семилетку, а в гор. Ульяновске — заводскую школу ФЗУ и работал слесарем. Здесь же в 1931 году вступил в члены КПСС. В 1931 году коллектив инструментального цеха завода выдвинул В. Малыгина на работу в заводскую многотиражку. В 1935 году В. Малыгин окончил Московский институт журналистики имени «Правды». После института работал в газетах «Советская молодежь» (г. Калинин), «Красное знамя» (г. Владивосток), «Комсомольская правда», «Рабочая Москва». С 1944 года В. Малыгин работает в «Правде» собственным корреспондентом: на Дальнем Востоке, на Кубани, в Венгрии, в Латвии; с 1954 гола — в Оренбургской области.