Один против всех - [18]

Действительно, не успел я пройти и одного квартала, как обнаружился старый прогнивший забор, окружающий давно заброшенную стройку. Ворот здесь не было, наверное, никогда, и стройплощадку давно облюбовали как удобное место для отправления естественных надобностей, поэтому, осторожно ступая, я прошел в глубь долгостроя и завернул в дверной проем первого этажа.

Хвост вбежал на площадку и начал тревожно оглядываться. Меня, естественно, нигде не было видно. Не для того Кастет прячется, чтобы его увидели. Мужик сорвал с голову кепку, вытер ею вспотевшее лицо и, как Ленин, зажав ее в кулаке, начал продвигаться вперед. Так как смотрел он по сторонам, а не под ноги, то на втором или третьем шаге неминуемо вляпался в кучу дерьма, что и прокомментировал злым матерным воплем. После этого он поиски Кастета прекратил, снял правый ботинок и, стоя на одной ноге, принялся очищать подошву о кривую ржавую арматурину, торчащую из бетонного блока. Лучшего случая, чтобы взять хвоста в плен, и придумать было трудно, но вылезать из своего укрытия было лень, и я решил подождать, когда потенциальный «язык» подойдет поближе.

Теперь мужик тщательно осматривал землю перед каждым своим шагом, поэтому шел вперед медленно и, в принципе, я давно уже мог бы лежать в пахнущей цветами ванной, а не нюхать миазмы советского домостроения. Но цель у меня была совсем другая - взять в плен посланника враждебной мне стороны и, после долгих пыток, отпустить к пославшим его с приветом от Кастета и самыми зловещими и недобрыми пожеланиями в их адрес.

Мужичок медленно, как сапер, продвигался по загаженной территории, постоянно вытирая кепкой мокрое от напряжения лицо, и уже совсем было прошел мимо меня, так что пришлось поднять с земля некрупный камушек и метнуть в блестящую от пота лысину. Мужик схватился за голову, присел и начал испуганно озираться. Я притворно закашлялся и для пущей наглядности высунул в дверной проем ногу. Я рассчитывал, что мой преследователь наконец-то вычислит мое укрытие и аки хищное животное бросится на меня. Но результат оказался прямо противоположный, мужичок сначала присел еще больше, потом резво развернулся и большими прыжками устремился на улицу.

Это не входило в мои планы, поэтому пришлось вылезти из своего укрытия и броситься в погоню. Выглядело это не так эффектно, как в американских боевиках, не сопровождалось яростными криками и стрельбой из больших красивых пистолетов. В два расчетливых прыжка я настиг незадачливого преследователя и схватил его за шиворот. Мужик вскрикнул и закрыл голову руками.

- Не боись, - сказал я ему добрым голосом, - бить не буду. Пока…

Мужик хрюкнул и, по-моему, обделался. Во всякому случае, остро запахло свежим дерьмом.

- Пошли, - сказал я, стараясь держать его на расстоянии вытянутой руки.

Мужик опять хрюкнул, и ноги у него подкосились. Я затащил его внутрь дома и приставил к стенке, но он упорно сползал на грязный, загаженный многими поколениями петербуржцев пол.

- Стоять! - приказал я и поднял с земли арматурный прут.

- Ой, - ответил мужик и рухнул лицом вниз на пол.

Я потрогал его концом кроссовки, убедился, что скрываться он не думает, и пошел на поиски веревки. Обрывки бечевок валялись повсюду, но были или коротки, или грязны, или сгнили от долгого беспутного лежания. Тогда я выдернул из стены кусок провода, который доисторические строители проложили, чтобы когда-нибудь их потомки провели сюда ток и освещали жизнь людям далекого будущего.

- Вставай, - сказал я.

Мужик дополз до стены и сел, на большее он был уже не способен.

- Говори! - приказал я и стегнул проводом стену рядом с его головой.

Мужик закрыл лысину руками и что-то простонал.

- Что? - грозно спросил я.

- Пить, - простонал мужик уже отчетливей.

- Извини, братан, шампанского нема! Говори, если есть чего сказать, и я пойду. Мне преступления совершать надо, а не с тобой тут валандаться…

- Гы-гы-гы, - произнес мужик.

- Смеешься! - горько сказал я. - С вором в законе и поговорить не хочешь, гордый, как белорусский партизан. Смотри, сейчас пытку тебе учиню, - и я потряс проводом.

- Го-го-го, - сказал мужик и добавил. - Бу-бу-бу.

- Чего? - переспросил я. - Богу своему молишься?

- Говорить буду, - ему с трудом, но удалось составить слоги в слова.

- Говори, гнида непотребная! Ты знаешь, что с вором в законе разговариваешь? Ты знаешь, говно поросячье, что меня сам Дядя Федя в тюрьме крестил?

- Да, - прошептал мужик.

- Ну так я тебя сейчас! - с пафосом воскликнул я и сделал из провода удавку. - Видел, волчья сыть? Говори!

И мой преследователь рассказал, что братва собрала малый сход, на который не позвали ни Кирея, ни Сергачева, ни Гену Есаула, то есть всех тех, с кем я контактировал в блатном мире. Не позвали потому, что знали - они будут защищать меня и требовать, чтобы я пришел на большой воровской сход и дал свои объяснения.

Так что вступиться за меня было некому, и братва постановила - казнить Кастета лютой казнью, но прежде вызнать, что я хочу делать и нет ли во всем этом какого вреда воровскому сообществу. Все это было понятно, предсказуемо, и кассету Черных записывал именно с целью вызвать такую реакцию.