Один против судьбы - [41]
Отряд французских солдат они увидели около магистрата. Солдаты, в голубых мундирах с широкими ремнями, перекрещивающимися на груди, в киверах, сидели и лежали на низкой траве под старыми деревьями, вытянув усталые ноги, стянутые высокими гамашами с множеством пуговиц. Ружья с примкнутыми штыками, составленные в козлы, стояли вокруг.
Над лагерем развевалось трехцветное знамя. Легкий ветерок шевелил шелковое полотнище, смешивая по временам цвета алый, белый и голубой в пеструю волну, временами открывая золотом вышитые слова: «Свобода», «Равенство», «Братство».
Когда карета остановилась, Людвиг соскочил на землю, охваченный любопытством. Торговец тоже выскользнул из кареты.
Молодой офицер со шпагой на боку, отделившись от группы солдат, подошел к ним и спросил, чего они желают.
— Благодарим вас. Мы рады увидеть войска, сражающиеся за свободу своего народа.
— Не только за свободу своего народа, но и за свободу других народов, — добавил офицер. — Нужно, чтобы вы, немцы, знали, что республика посылает нас не как захватчиков, а как освободителей, мы хотим вам помочь подняться против собственных тиранов.
— Понимаю, — ответил Людвиг, в то время как владелец золота предусмотрительно помалкивал. — Вы счастливый народ. Я с радостью бы встал в ваши ряды. Но я не воин. Единственное мое оружие — музыка.
Офицер был, как видно, любителем искусства.
— Если мы будем наступать так же быстро, как теперь, то очень скоро окажемся в Вене, — говорил он, явно гордясь за успехи французского оружия. — Увижу Глюка, Моцарта, Гайдна!
— Глюка нет в живых уже пять лет, а Моцарт умер около года назад. Ему не было еще и тридцати шести лет. Я должен был учиться у него композиции. Жаль потерять такого мастера! — сказал Людвиг с искренней печалью.
Беседа становилась все оживленнее. Некоторые солдаты с любопытством обступили их и расспрашивали о Вене. Ведь из этого города происходила ненавистная им королева и до него оставалось рукой подать. Однако на вопросы отвечал один Людвиг. Его спутник в беспокойстве и нетерпении подвигался к карете.
Но вдруг издали донеслось пение. Как видно, подходил новый отряд, он пока не был виден из-за густых ветвей. Только трехцветное знамя проглядывало из-за листвы.
Все смотрели в сторону приближающегося войска. Людвиг напряг слух. Ему еще не приходилось слышать такую огневую песню. В ней словно слышался гул барабанов и голос трубы звал в атаку. Мелодия захватила и тех, что отдыхали. Солдаты вскакивали, приветствовали подходящих товарищей, подпевали им.
Людвиг достал записную книжку и быстро записал мотив.
— Вы разбираетесь в этих каракулях? — спросил его офицер, заглядывая через плечо. Рука Людвига наносила на бумагу линейки, точки, тире, смесь значков, которые казались непонятными. — Это «Марсельеза»! — продолжал офицер. — Новинка. Но ее уже поет весь Париж, а может быть, уже и весь мир.
Музыкант молчал, но восторженный взгляд его скользил вдоль дороги, и он продолжал писать.
Отряды промаршировали своей дорогой, но доносился новый куплет этой песни — бодрой, стремительной, полной надежды.
— «Марсельеза», — бормотал Людвиг, когда песня стихла вдали. — Почему же все-таки «Марсельеза»?
Француз поспешил объяснить ему, что песню принес в Париж батальон из шестисот марсельских добровольцев.
— Вы не могли бы сказать мне ее слова? — попросил Людвиг, продолжая вглядываться сквозь густые ветви в удаляющихся солдат.
Офицер, улыбаясь, любовался восторгом музыканта.
— Вы не первый, господин музыкант, кого эта песнь чарует. Запишите ее текст. — И он начал диктовать:
— Это не песня, это сама революция, воплощенная в звуках! — взволнованно воскликнул Людвиг, когда были произнесены последние строфы песни.
Ему уже не хотелось больше разговаривать. Мысли перенеслись в мир музыки, в душе звучал пламенный напев, слагались его вариации. Ее отзвуки будут слышны в его будущих сочинениях.
Он простился с молодым французом искренно и сердечно, но как бы полубессознательно, с отсутствующим видом, как будто его мысли были уже поглощены чем-то другим. Он даже не слышал выговора боннского торговца, которым тот встретил Людвига, когда он уселся в карету.
— Вы здесь торчали целую вечность, а я сидел как на раскаленных углях! Из садов смотрят крестьяне. Кто-нибудь донесет, что мы братаемся с врагом. А если вы думаете, что будете распевать эту глупую песню в Вене, то заранее рассчитывайте на тюремные нары, если не на виселицу! Император сидит на троне достаточно прочно, а вы просто сумасшедший!..
За чашку шоколада
Эта комнатка в мансарде была очень холодна. Людвиг снял ее потому, что плата показалась ему подходящей. Он лежал в постели, задумчиво уставившись в скошенный потолок.
Дом был наполнен людьми и шумами. Внизу кто то топал ногами на лестнице и что-то возбужденно кричал по-итальянски. За стеной звучала венгерская песня. С улицы доносились громкие голоса двух женщин, говоривших на каком-то незнакомом славянском языке. Какие-то ребятишки, бегая наперегонки, окликали друг друга на ломаном немецком.
