Один плюс один - [202]

Чем все мы гордые.

На доске стоит цифирь

Казенной прописью,

Пишут, был я пацифист,

Гулял над пропастью,

Кум — царю, министру — сват,

Лауреатствовал,

И бежал, поскольку свят,

Соблазна адского.

У подъезда тихий бомж

Сосет из горлышка,

Шепчет: «Боже-ж-ты-мой-бож,

Какое горюшко,

Я вот сер, немыт и сед,

Сосу крепленое,

А великий мой сосед…»

И — спит под кленами.

Вот стою я под доской,

Совсем растерянный,

 Не замученный тоской

И не расстрелянный,

С виду, в сущности, живой,

Хотя потрепанный…

Кто ж так пошутил со мной,

Пидор гребаный?

Партенит-09

Двадцать градусов в тени,

Чайки ссорятся горласто,

Здравствуй, майский Партенит,

Принимай, дружок, фантастов.

Солнце катится в зенит,

Рыжий кот зевает нагло,

Здравствуй, майский Партенит…

Потолкуем с глазу на глаз?

Бултыхайся, не тони,

Правь кривые оборотцы —

Здравствуй, майский Партенит,

Научи, дружок, бороться.

Всяк себя Стругацким мнит,

Всяк себя в Уэллсах числит —

Здравствуй, майский Партенит,

Нам бы шелуху почистить.

Не характер, а гранит,

Не талантище, а гений —

Здравствуй, майский Партенит,

Место дивных сновидений.

Прелесть розовых ланит,

Кисть свежа из-под манжета —

Здравствуй, майский Партенит,

Подскажи финал к сюжету.

В ухе третий день звенит,

Пульс зашкалил у Олега —

Здравствуй, майский Партенит,

Убери на пляж коллегу.

Воздух без вина пьянит,

А с вином пьянее втрое —

До свиданья, Партенит,

Вспоминай своих героев…

* * *

Не надо классику пенять —

Умом Россию не поднять.

Легенда

У попа была собака,

У раввина — пес.

Как-то раз случилась драка,

Пострадала песья срака

И собачий нос.

Поп в обиде взял кадило,

Ребе — куль мацы.

Хрясь! — по пейсам угодило,

Хрясь! — по рясе заходило…

Оба мертвецы.

Над попом да над раввином

Блекнут небеса.

На надгробьях пес невинный

Надпись написал,

И с тех пор, как под конвоем,

В полночи кривой

Бьются вечно эти двое

Под собачий вой,

И когда иссякнет сила,

Стихнет звон мечей,

То как раз придет Мессия,

Но неясно, чей.

Изящные лимерики

Обожатель изящных искусств

Сел посрать под сиреневый куст,

Но душиста сирень,

И злодейка-мигрень

 Оказалась ужасна на вкус.

Жил да был непреклонный эстет,

У него был свинцовый кастет,

Глядь — навстречу фантаст,

 И спесив, и горласт…

Побеседовали тет-а-тет.

Инженер человеческих душ

Не как мальчик писал, а как муж,

Все строку за строкой,

Гонорары — рекой,

И прекрасен, как дьявол, к тому ж…

Член Союза писателей был

Идиот, полудурок, дебил,

Но имел документ,

Что он интеллигент…

Документ тот он страстно любил.

Дети литературы большой

Все закидывались анашой,

А кто был при бабле,

Тот сидел на игле

И летал вдохновенной душой.

…а во первых пишу Вам строках,

Что останусь, как гений в веках.

По причине такой

Ухожу на покой —

Поносите меня на руках…

Раз собравшись, властители дум

Заметались в тяжелом бреду:

Им привиделся ад,

Где они голосят —

Кенгуру, марабу, какаду…

На ток-шоу собрался гламур,

Весь расписанный под хохлому,

А ведущий — ужель? —

Был расписан под гжель.

Вот уж точно икалось ему!

Жил критический сюрреализм,

Продавец очистительных клизм,

Он смотрел на людей,

Как на тени идей,

А на жизнь, как на чей-то каприз.

Некий критик, приятен и мил,

Графоманов без страха громил —

Как завидит роман,

Так кричит: «Графоман!

Подь сюда…»

И по заду плетьми!

Как-то раз я давал интервью

Про великую жизнь свою,

А прочел результат —

Мол, я глуп и носат,

И грозил, что кого-то убью…

Некий техноромантик сказал,

Что он видел разумный вокзал —

Тот светился во тьме,

Был себе на уме,

И струилась по рельсам слеза.

Никогда

Я никогда не убивал.

Ни кое-как, ни наповал,

Ножом в печенку не совал,

И пулею — в затылок.

Не резал глотки часовым,

Не шел с секирою «на вы»,

И волком на луну не выл,

Подкрадываясь с тыла.

Я никогда не пел с листа,

Вот под перцовку — как с куста,

А ноты — верно, неспроста,

Меня лишили слуха.

И завитой скрипичный ключ

Скрипит в гортани, остро-жгуч,

Смеется: «Парень, не канючь!

Медведь тебе на ухо!»

Я никогда не спал с Бриджит,

Не научился мирно жить,

Не я — «Над пропастью во ржи»

Не я — творец Устава,

Я очень много — никогда…

Ну что ж, простите, господа.

Пускай ушла в песок вода,

Пускай песок в суставах,

Но если стану вспоминать —

В гробину-бога-душу-мать! —

Когда и с кем ложился спать,

Как фильтровал базары,

Куда пешком ходил «на ты»,

При ком и где вертел понты,

И не боялся темноты…

Не кончу и до завтра!

Толерантность

Жил на свете Авдей —

Ортодокс-иудей,

Был обрезан, кошерен, пейсат.

Рядом жил Моисей —

Окинавский сенсей,

С макиварой творил чудеса.

Дальше жил Нгуен Нах —

Православный монах:

Четки, ряса, подрясник, клобук.

И еще Абдалла —

Сатанист-вурдалак,

До заката дремавший в гробу.

Жил там Джошуа Смит,

Злостный антисемит,

Из евреев варивший шурпу,

И его младший сын,

Завивавший усы —

Каждый ус был подобен серпу.

Жил еще эфиоп —

Покоритель Европ,

Бич столиц, афрокосмополит,

И старик-папуас —

С юных лет летчик-ас

(Кого хочешь мечта окрылит).

Так и жили они,

И дружили они,

И единому делу служили они —

Чтобы вышел в финал

Интернационал!

Остальное — не наша вина.

Космедия масок

Однажды Глеб Гусаков предложил фантастическую ситуацию. Предположим, прогресс развивался быстрее, и к началу XX века Солнечная система была уже вполне обжита людьми. Какие рассказы написали бы Алексей Толстой и Иван Бунин, Исаак Бабель и Илья Эренбург, Василий Шукшин и Василий Аксенов, учитывая города на Луне и исследовательские станции на Венере?