Один на Земле - [3]

пут.

Вдруг напоённый солнечным светом и птичьим гомоном воздух вздрогнул и разорвался от

первого ружейного выстрела...

– А в меня, как ты говоришь, бес вселился. Не помня себя, я вскинул ружьё, и палил не

жалея патронов, пока всех не перебил. Никак не мог уняться.

– Да тебя бес попутал раньше, когда ты ружьё в дом принёс. Известно же, что оружие –

выдумка тёмной силы. Бог такое не создавал. Вот лебеди – это Его творенье. А ты... – Тут она

обратила внимание на ребёнка, с перепуга переступавшего с ноги на ногу, схватила его и понесла

в дом.

– Поздно ты говоришь это.., ничего изменить уже нельзя. Их не оживить... Так что

принимай! – бросил он с досадой вслед жене. – Да, что там!.. Не ведомо тебе, женщине, что

такое охотничий азарт. Не понять тебе эту дурманящую голову мужскую страсть, когда по

полгода мечтаешь выбраться на охоту, да бродя с ружьецом по топям и болотам, вдруг

попасть на "утиное место" и ощутить это сердечное волнение до дрожи.. , – думал с досадой

дед.

*

*

*

Спустя много лет, уже перед “закатом”, из его покаяния узнали близкие, почему оказалось

такой "удачной" последняя охота деда, перечеркнувшая все достижения его жизни, заставившая

признать её неудавшейся.

Время охоты пришлось на период линьки, когда в течение месяца, лебеди меняют маховые

перья, теряя способность к полёту. Став беззащитными, они спасались от хищников, отплывая

подальше от берега, а попали под пули “хозяина природы”.

– Не плачь, не жалей меня. Не достоин я этих слёз, – говорил он тихим голосом, склонившейся над ним жене. – Только жалко жизнь, что прожита впустую. Не правильно я

прожил жизнь.

Самое страшное в старости это не болезни и немощь, а угрызения совести. Когда у тебя уже

нет сил и возможности что-то исправить, ты вынужден уходить с сознанием того, что прожита

жизнь насмарку. Кровь, пролитая тобой, так и останется на твоих руках, а ордена, которые ты

носишь, считая за доблесть, будут свидетельством о погубленных тобой. Только сейчас мне стал

понятен смысл заповеди "Не убий!" – Никогда, не при каких обстоятельствах, даже перед угрозой

смерти: "Не убий!" Иначе загубишь свою душу, став пособником зла.

Вот я думаю, что за скотина, этот человек? Неужели для того, чтобы стать настоящим

человеком, ему нужно сначала нагрешить, напакостить, узнать что значит "убить", а потом всю

оставшуюся жизнь чувствовать, как грех разъедает тебя изнутри.

Страшно умирать. Но не самой смерти я боюсь, а ответственности за пролитую кровушку.

Никто кроме меня и Него, – он показал глазами в потолок, – не знает сколько её. И ничего, ничего

уже не вернёшь!

*

*

*

Коленька проснулся от беспокойства. Он озяб, некоторое время спав раскрытым. Бабушка

куда-то отошла. Он поискал под кроватью горшок, но не нашёл. Решив, что нужно искать

бабушку, которая всё знает, вышел через сени на крыльцо. Скрип старых половиц совсем разбудил

его.

В предрассветном тумане слышалось мычание коров, выгоняемых на пастбища, голос

деревенского пастуха, перекликавшегося с хозяйками. Голосили петухи. Бабушки нигде не было.

Коленька вернулся в сени и заглянул в приоткрытую дверь, ведущую через чулан в погреб.

Одинокая лампа слабо освещала пространство подпола. Прохладный воздух был насыщен запахом

влажной земли и крапивы. Досчатая лестница в четыре ступеньки, делала небольшой спуск. На

земляном полу, устланном крапивой, лежало множество больших белых птиц, из сказки “Гуси –

лебеди”.

“Почему они лежат? Может они так спят? .. – Могущественные сказочные птицы, спасшие Иванушку от страшной Бабы–Яги, лежали в безжизненной позе. Опущенные крылья, одинаково свёрнутые длинные шеи, заканчивающиеся головой с массивным оранжевым клювом, повисшие чёрные перепончатые лапы, – их неестественное положение опровергало его

предположение. – Но что же тогда?” – Он разглядывал мёртвых птиц, стараясь понять: что же

здесь происходит? Безгранично доверчивая, чистая детская душа не могла найти объяснения. Ему

стало страшно...

И тут он заметил в противоположном углу погреба, спиной к нему на маленькой скамеечке

сидела бабушка и обдирала перья с белой птицы.

Он хотел расспросить бабушку, что она делает, ведь это, наверное, больно птице. От

жуткого зрелища его зазнобило.

– Ба!.. Ба-буш-ка! – позвал он, сделав неосмотрительный шаг вперёд с лестничного уступа.

Голова закружилась...

Она услышала его голос, обернулась и увидела, что он хочет двинуться вперёд, туда, где

пустота. Пожилая женщина не успела его подхватить, ребёнок сорвался с лестницы.

Долгое время Коленька находился в районной больнице с сотрясением мозга. Два месяца

ничего не говорил. Врачи обещали, что всё восстановится. Однако сознание оказалось гуманнее

врачей. Оберегая психику ребёнка, оно спрятало страшную картину “гуси–лебеди” – как символ

смерти, в самый дальний уголок подземелья памяти. Но страх смерти, страх сгинуть, обратиться в

пыль, кануть в небытие, навсегда исчезнуть из этого мира, поселился в памяти и, внешне никак не