Один год жизни - [167]

Я пристально взглянула на Мартина, затем перевела взгляд на брошюру в своих руках и тяжело выдохнула.

* * *

— Диснейленд? — посмотрел на меня сверху вниз Олдридж, встретившись со мной на коридоре, когда я уже уходила после рабочего дня. В последние недели мы с ним снизили общение друг с другом до минимума, обходясь общими фразами вроде: «Добрый день», «Будьте добры, подайте мне пармезан» и «До встречи». Подобное общение с Роландом оказалось для меня настоящей формулой успеха, чтобы с легкостью выбросить из головы всякий хлам вроде воспоминаний о массаже моих стоп в его исполнении и о его многозначительных взглядах в мою сторону, которые теперь казались мне не большим, чем просто взглядами.

— Он сказал, что хочет там побывать, — утвердительно хмыкнула я, поправив сумку на плече. — Я считаю, что нам стоит попробовать исполнить его желание.

* * *

На следующей неделе мы получили заключение от Национального неврологического госпиталя о том, что Мартин может совершить перелет только под действием мощного транквилизатора, чтобы снизить влияние стресса на мозг до минимума, что, впрочем, никак не спасет его от перепадов давления. Слишком рискованно. Мы задумались.

Время шло, весна вступила в свои права, организовав самый теплый март на моей памяти, который стал для меня еще и самым напряженным. Не смотря на теплые дни, у Мартина выявили астению[61] на фоне гипотонии[62], после чего мальчика буквально замучила весенняя мигрень[63]. Так, с приходом солнечных лучей, мы приобрели букет из неприятностей. Казалось, будто организм Мартина устроил своему хозяину настоящую встряску, заставляя его глотать десятки разноцветных таблеток. Роланд же говорил, что Мартин и прежде страдал астенией и легкой гипотонией в начале марта, но мигрень была для него чем-то новым.

Доротея стала меньше болтать и больше слушать, особенно когда Мартин рассказывал что-то не связанное с его поникшим состоянием, я же старалась ежевечерне вытаскивать мальчика на прогулку вдоль сада. Мартин любил гулять, но из-за пониженного давления зачастую еле волочил ноги. Естественно, многочисленные транквилизаторы, которыми буквально упивался мальчик, давали о себе знать: таблетка от головокружения вызывала головную боль, таблетка от головной боли вызывала сонливость, таблетка от сонливости бросала в раздражительность, таблетка от раздражительности обостряла мигрень… Замкнутый круг. Даже чай из мяты с пустырником практически перестал меня спасать от круглосуточного напряжения.

— У меня такое впечатление, словно моё сердце скоро остановится, — тяжело выдохнув, произнес Мартин, сев на лавочку возле сада. Хотя это и не было связано с аневризмой, он тяжело переносил длительные прогулки, из-за быстрой утомляемости на фоне низкого давления.

— Не говори так, — фыркнула я, усаживаясь рядом с ним.

— Ты взрослая тётка, а относишься к подобным выражением как маленькая. Тупица. Хммм… — гулко выдохнул мой подопечный.

— А ты типа смотришь на такие вещи по-взрослому? — не придала особого значения нашему разговору я.

— В отличие от тебя, я абсолютно легко воспринимаю разговорные метафоры, связанные со смертью, вроде: «У меня сейчас сердце разорвется» или «Умереть от страха». Это, наверное, потому, что мои папа и мама уже умерли. Мне бы было страшно умирать, если бы вдруг пришлось это делать первому. А так, меня там уже будут ждать родители. Только боюсь, что они меня не узнают. Я ведь буду старым, когда с ними увижусь… Как думаешь, они ведь меня узнают?

— Конечно узнают, — скомкано ответила я, пытаясь сдержать судороги в горле.

— Даже если у меня выпадут все волосы, во рту будет вставная челюсть, и я буду хромать на протезе?

— Конечно узнают, — повторилась я, прикусив нижнюю губу. — Ты же их… Сын, — спустя секунду, отрывисто добавила я, подавившись болью.

— Нет, это будет ужасная встреча. Они будут такими же молодыми и красивыми, какими я их запомнил, а я буду плешивым старикашкой. Какой ужас! Уж лучше пусть я откину коньки молодым, — беззаботно захихикал Мартин. — Серьезно, чего хорошего выглядеть старше собственного отца? Мама вообще бы пришла в ужас, получив вместо своего любимого маленького сыночка старую рухлядь. Да, определенно не хочу умирать старым. А ты?

— Что? — непонимающе переспросила я, быстро моргая, чтобы избавиться от влаги на глазах.

— Ты боишься умирать?

— Я? Гхм… Я не знаю…

— У тебя ведь уже брат на небе, да? И его жена? Значит, они тебя там будут встречать и тебе уже не должно быть страшно.

— А тебе не страшно? — неосознанно перешла на «прибитый» шепот я.

— Нет. Единственное, я бы хотел сначала побывать в Диснейленде хотя бы разочек, а-то там его уже не будет. Хочу спуститься с самой высокой горки. Надеюсь, что на сей раз мой рост мне позволит — в прошлый раз пришлось таскаться исключительно по детским площадкам.

— Может быть потому, что ты еще ребенок? — отвернувшись от мальчика, имитировала иронию я, всячески стараясь скрыть подступающие к глазам слёзы.

— А ты тупица. Я хоть и ребенок, но я не боюсь ни умирать, ни скатываться с самой высокой горки, в отличие от тебя. Ставлю сто баксов на то, что ты ни за что бы не полезла на самый страшный аттракцион, как это сделал бы я. А ведь мне всего десять лет.