Один Год - [15]
В следующие дни Виктория подолгу сидела у этого пруда, окаймленного большими тополями с тесно сомкнувшейся листвой, какая бывает в гигантских зарослях; она садилась на противоположном берегу. Летом большую часть времени ни малейшее дуновение в воздухе не всколыхнет этих деревьев, удвоенных, словно карточные короли, отражением в воде, в глубине которой снуют щуки, черные морские окуньки, судаки, которые беспрестанно гоняются и охотятся друг за другом, совокупляются и безжалостно друг друга пожирают. Их циркуляция временами морщит и замутняет поверхность, на которой тогда легко, как под легким дуновением, колеблются отражения деревьев, — словно пруд, озабоченный их чрезмерной неподвижностью, подменил собой небо и создал иллюзию ветра. А иногда наоборот, реальный ветер треплет кроны, но еще сильнее он колеблет поверхность воды, на которой их изображение, чересчур взбудораженное, расплывается настолько, что кажется неподвижным, словно эти тополя ни при какой погоде не в силах совпасть со своим отражением.
В середине августа ветер трепал их чаще, сильнее, шел дождь, Пуссен заметил, что вот так каждое лето, пятнадцатого, погода ломается. В самом деле, лето уже шло к концу, наступал его заключительный этап: иногда еще бывает очень жарко, но чувствуется, что жару больше не поддают, мотор вырублен, что этот зной — только самостоятельно действующий хвост кометы, автомобиль, у которого на краю пропасти отказал двигатель, замечаешь свежий пунктир, начинающий подсекать высокую температуру, видишь, как удлиняются тени. Если жизнь в гостях у двоих мужчин напоминала Виктории каникулы, суровые, но каникулы, то первые приметы осени наводили на мысль о возвращении домой, намекали на вопрос, когда же домой. Она уклонялась от этого вопроса, но ответ на него дал, по-видимому, какой-то охотник.
По-видимому, какой-то охотник, которому надоело натыкаться на западни и силки, принялся наблюдать за местностью, и, в конце концов, выследил Кастеля, и сообщил каким-то властям, потому что в начале сентября, прохладным утром, едва они встали, едва разговорились, едва принялись варить кофе, оттягивая минуту чистки зубов, как вдруг затарахтел двигатель синего жандармского фургона, а следом появился и сам фургон. Когда он подъехал, Виктория, еще не вполне одетая, была в лачуге: она успела, пока фургон тормозил натянуть куртку и ботинки, успела схватить сумку, пока оттуда выходило двое, и запихать в нее две-три вещички, воспользовалась тем, что сначала они подошли к Пуссену, который стоя мочился посреди пейзажа, и выскочила из лачуги, пока никто не смотрел. Проскользнула в дверь, прошла по стеночке, с бьющимся сердцем, на цыпочках, и устремилась в ближний лесок. Еще оставалась опасность, что хруст листьев под ногами ее выдаст, но она вошла под деревья сперва очень медленно и, затаив дыхание, потом, решив, что отошла на достаточное расстояние, побежала даже быстрее, чем было нужно и бежала, вероятно, даже дольше, чем было нужно, пока не добралась до первой дороги, а потом еще до одной, и еще до одной, при которой торчала старая облезлая каменная тумба, из тех, что отмечают километры, — полосатая, желто-белая. Виктория села на эту тумбу и завязала шнурки.
В последующие дни, не имея карты, она ориентировалась с грехом пополам, блуждая по воле дорожных указателей и не намечая для себя определенной цели. Иногда она шла всю ночь, а днем спала, подбирала выброшенный хлеб, отвергнутые другими людьми овощи, какой-нибудь полиэтиленовый мешок, в который все это увязывала, чтобы унести. Виктория покрылась грязью, а скоро и обносилась, все больше и больше людей, казалось, все меньше и меньше хотели подвезти ее на своей машине, тем более, что она, казалось, сама, когда ее брали в машину, толком не знала, куда ей надо. И чтобы не пугать людей и чтобы ее саму оставили в покое, Виктория стала себя вести как умственно отсталая, как, по ее представлениям, они должны себя вести, и ее, в самом деле, принимали за умственно отсталую. Иной раз она начинала говорить сама с собой, часто в форме ответов, на непонятно каком собеседовании, устном экзамене, допросе, ответов даже довольно подробных иногда, а иногда односложных. Теперь она голосовала на дорогах, только когда начинало темнеть, предполагая, что чем ее хуже видно, тем меньше ее внешность будет отпугивать людей.
Случилось также, что на третий вечер своего нового одиночества Виктория все шла и шла по обочине дороги, поднимая неуверенную руку и даже не оборачиваясь на первый шум двигателя, как вдруг поясницу ей слегка согрели лучи фар, но машина перегнала ее не тормозя. Бросив на нее взгляд, Виктория вроде бы узнала далеко не новую машину того же типа, что у Жерара, но не сумела — слишком быстро, слишком темно — заглянуть внутрь. Она остановилась, задние огни очень скоро уменьшились и исчезли на крутом вираже; не заметить ее водитель не мог, но маловероятно, что он ее узнал. Виктория пошла дальше.
Она постаралась не слишком замедлить шаг, когда на выходе из крутого виража обнаружила ту же «Симку-Горизонт» на обочине с погашенными огнями и выключенным двигателем. Виктории пришлось убеждать себя пройти мимо в нормальном темпе, обычной походкой и с отсутствующим видом; когда она проходила мимо, окно, открывшись, обнаружило одну из Жераровых улыбок. Я был не уверен, что это вы, сказал Жерар, и не сразу затормозил, а Виктория ему не ответила. Этого просто быть не может, продолжал он, какая радость. Его взгляд впился в нее, улыбка стала еще шире, в ней сквозила не столько радость, сколько насмешка, Виктория отвернулась и пошла дальше, да погодите, воскликнул Жерар, куда же вы, давайте я вас подброшу. Садитесь, и она села.
«Чероки» это роман в ритме джаза — безудержный, завораживающий, головокружительный, пленяющий полнозвучностью каждой детали и абсолютной непредсказуемостью интриги.Жорж Шав довольствовался малым, заполняя свое существование барами, кинотеатрами, поездками в предместья, визитами к друзьям и визитами друзей, романами, импровизированными сиестами, случайными приключениями, и, не случись Вероники, эта ситуация, почти вышедшая из-под его контроля, могла бы безнадежно затянуться.
Равель был низкорослым и щуплым, как жокей — или как Фолкнер. Он весил так мало, что в 1914 году, решив пойти воевать, попытался убедить военные власти, что это идеальный вес для авиатора. Его отказались мобилизовать в этот род войск, как, впрочем, отказались вообще брать в армию, но, поскольку он стоял на своем, его на полном серьезе определили в автомобильный взвод, водителем тяжелого грузовика. И однажды по Елисейским Полям с грохотом проследовал огромный военный грузовик, в кабине которого виднелась тщедушная фигурка, утонувшая в слишком просторной голубой шинели…Жан Эшноз (р.
Феррер, владелец картинной галереи в Париже, узнает, что много лет назад на Крайнем Севере потерпела бедствие шхуна «Нешилик», на борту которой находилась ценнейшая коллекция предметов древнего эскимосского искусства. Он решает отправиться на поиски сокровища, тем более, что его личная жизнь потерпела крах: он недавно разошелся с женой. Находки и потери — вот лейтмотив этого детективного романа, где герой то обретает, то теряет сокровища и женщин, скитаясь между Парижем, ледяным Севером и жаркой Испанией.
Сюжет романа представляет собой достаточно вольное изложение биографии Николы Теслы (1856–1943), уроженца Австро-Венгрии, гражданина США и великого изобретателя. О том, как и почему автор сильно беллетризовал биографию ученого, писатель рассказывает в интервью, напечатанном здесь же в переводе Юлии Романовой.
Первый роман неподражаемого Жана Эшноза, блестящего стилиста, лауреата Гонкуровской премии, одного из самых известных французских писателей современности, впервые выходит на русском языке. Признанный экспериментатор, достойный продолжатель лучших традиций «нового романа», Эшноз мастерски жонглирует самыми разными формами и жанрами, пародируя расхожие штампы «литературы массового потребления». Все эти черты, характерные для творчества мастера, отличают и «Гринвичский меридиан», виртуозно построенный на шпионской интриге с множеством сюжетных линий и неожиданных поворотов.
Жанр романа «Высокие блондинки», как и большинства произведений Эшноза, можно определить как «мягкий» или иронический детектив, где писатель остроумно и ненавязчиво пародирует литературные шаблоны. Детективному началу здесь сопутствуют и мистика, и ненависть, и любовь. «Высокие блондинки» — видимо, самый любимый роман Эшноза, поскольку на вопрос, какую из своих книг он хотел бы увидеть переведенной на русский язык, он указал именно эту.
«Кто лучше знает тебя: приложение в смартфоне или ты сама?» Анна так сильно сомневается в себе, а заодно и в своем бойфренде — хотя тот уже решился сделать ей предложение! — что предпочитает переложить ответственность за свою жизнь на электронную сваху «Кисмет», обещающую подбор идеальной пары. И с этого момента все идет наперекосяк…
Бен Уикс с детства знал, что его ожидает элитная школа Сент-Джеймс, лучшая в Новой Англии. Он безупречный кандидат – только что выиграл национальный чемпионат по сквошу, а предки Бена были основателями школы. Есть лишь одна проблема – почти все семейное состояние Уиксов растрачено. Соседом Бена по комнате становится Ахмед аль-Халед – сын сказочно богатого эмиратского шейха. Преисполненный амбициями, Ахмед совершенно не ориентируется в негласных правилах этикета Сент-Джеймс. Постепенно неприятное соседство превращается в дружбу и взаимную поддержку.
Самое завораживающее в этой книге — задача, которую поставил перед собой автор: разгадать тайну смерти. Узнать, что ожидает каждого из нас за тем пределом, что обозначен прекращением дыхания и сердцебиения. Нужно обладать отвагой дебютанта, чтобы отважиться на постижение этой самой мучительной тайны. Талантливый автор романа `После запятой` — дебютант. И его смелость неофита — читатель сам убедится — оправдывает себя. Пусть на многие вопросы ответы так и не найдены — зато читатель приобщается к тайне бьющей вокруг нас живой жизни. Если я и вправду умерла, то кто же будет стирать всю эту одежду? Наверное, ее выбросят.
Однажды утром Майя решается на отчаянный поступок: идет к директору школы и обвиняет своего парня в насилии. Решение дается ей нелегко, она понимает — не все поверят, что Майк, звезда школьной команды по бегу, золотой мальчик, способен на такое. Ее подруга, феминистка-активистка, считает, что нужно бороться за справедливость, и берется организовать акцию протеста, которая в итоге оборачивается мероприятием, не имеющим отношения к проблеме Майи. Вместе девушки пытаются разобраться в себе, в том, кто они на самом деле: сильные личности, точно знающие, чего хотят и чего добиваются, или жертвы, не способные справиться с грузом ответственности, возложенным на них родителями, обществом и ими самими.
История о девушке, которая смогла изменить свою жизнь и полюбить вновь. От автора бестселлеров New York Times Стефани Эванович! После смерти мужа Холли осталась совсем одна, разбитая, несчастная и с устрашающей цифрой на весах. Но судьба – удивительная штука. Она сталкивает Холли с Логаном Монтгомери, персональным тренером голливудских звезд. Он предлагает девушке свою помощь. Теперь Холли предстоит долгая работа над собой, но она даже не представляет, чем обернется это знакомство на борту самолета.«Невероятно увлекательный дебютный роман Стефани Эванович завораживает своим остроумием, душевностью и оригинальностью… Уникальные персонажи, горячие сексуальные сцены и эмоционально насыщенная история создают чудесную жемчужину». – Publishers Weekly «Соблазнительно, умно и сексуально!» – Susan Anderson, New York Times bestselling author of That Thing Called Love «Отличный дебют Стефани Эванович.
Джозеф Хансен (1923–2004) — крупнейший американский писатель, автор более 40 книг, долгие годы преподававший художественную литературу в Лос-анджелесском университете. В США и Великобритании известность ему принесла серия популярных детективных романов, главный герой которых — частный детектив Дэйв Брандсеттер. Роман «Год Иова», согласно отзывам большинства критиков, является лучшим произведением Хансена. «Год Иова» — 12 месяцев на рубеже 1980-х годов. Быт голливудского актера-гея Оливера Джуита. Ему за 50, у него очаровательный молодой любовник Билл, который, кажется, больше любит образ, созданный Оливером на экране, чем его самого.