Один день из жизни жены Эйвери Мэнна - [20]

Мэрилин: Но Эйвери больше не был маленьким ребенком. У него была возможность сделать выбор. И он его сделал. Он стал бояться близости.

Кейт:(мягко.) Он сближался, но только не с тобой. Для меня, именно сейчас, стало ясно, исходя из нынешних обстоятельств, что Эйвери не мог рисковать всем, для таких одиноких женщин, какими мы являемся. Он боялся быть поглощенным, проглоченным и выброшенным. Сексуальные и эмоциональные образы просматривались параллельно, и секс, которого Эйвери беспредельно боялся, как прекрасная метафора, возникал на эмоциональном уровне, когда он входил в близкие отношения с любой из женщин. До этого момента я, откровенно говоря, не могла точно объяснить, какая же сила заставляла его совершать этот поступок, но я ощущала и симпатизировала ему, когда он пришел ко мне.

Дэйн: И ты пыталась… Что? Быть для него, как мать?

Кейт: Конечно же, нет. Он нуждался в женщине, а не в матери. (Пауза.) И у него была одна. (Пауза.) Я нашла его в прекрасном физическом состоянии, и, так как я собиралась узнать его поближе, как я полагала, я должна была стать той женщиной, которую он бы не боялся, той самой, которая любила бы, не поглощая его самого.

Эйнджел: И, в тот самый момент, когда он стал верить тебе как женщине, врачу и другу — ты предала его?

Кейт: Да. Но я не дошла до этого момента. Как ты догадалась?

Эйнджел: Интуиция. Для этого не надо быть доктором наук.

Кейт: В любом случае, ты права. Когда я добилась его доверия, я потеряла его, простите за выражение, влюбившись в него, как кошка. Именно тогда он дал мне возможность ускользнуть. После этого случая я не видела и не слышала его. Так сильно он был испуган мною.

Мэрилин: Очень, очень увлекательная история. Уж такая захватывающая, что будет передаваться из поколения в поколение.

Дэйн: Не будь такой жестокой, Мэрилин. Она же рассказывает всё это с чувством боли, которой у тебя, конечно же, нет.

Мэрилин: Если я не чувствую боли, то это только от того, что переполнена спиртным. Но это тоже пройдет со временем. Так же, как и та боль, которую мне причинял в течение десятилетий мой бесчувственный муж. Извини, Кейт. Спиртное и отсутствие осязаемого объекта по имени Эйвери даёт мне право изливать свой гнев на своих подруг.

Кейт: Я не могу не соглашаться с твоим гневом, Мэрилин. Но, в то же самое время, мне не хотелось бы быть мишенью твоих нападок. Всё, что я сейчас делаю, так это пытаюсь тебе рассказать то, что тебя очень интересует. Если ты не желаешь слушать, то я с удовольствием уйду. Возможно, мне лучше уйти сейчас, ибо больше мне нечего тебе рассказать.

Уинни: Нет, сестричка, ты не можешь сейчас уйти. Никто не уйдет! Мы только что начали. Мэрилин, иди к доске и запиши: Кейт: всё, что она узнала, так это — страхи; он делился с ней своими страхами.

Дэйн: Не забудь! Уроки выскальзывания. Вот, что он дал ей еще.

Уинни: Да, да, запиши обязательно!

Эйнджел: Но что же она дала ему?

Дэйн: Хороший вопрос. Кейт, а что ты дала ему?

Кейт: Очевидно,… я возбудила его. Поэтому он и ускользнул.

Уинни: Хорошо, запиши. Кейт возбудила Эйвери.

Эйнджел: Может быть, мы запишем, что она его разбудила?

Мэрилин: Ну, ты и молодец, девочка. Хотя, в принципе, это уже не столь важно, ведь его мамочка учила совершенно другому.

Уинни: Она уже ушла, возможно, это к лучшему, да и у меня нет никакого желания говорить о ней. Хотя, всё же, мы должны брать во внимание, что Глория дала Эйвери. Она же его мать. Мы не можем не брать это в расчет.

Дэйн: Очевидно, так же как и он.

Кейт: Конечно же, это она сделала его таким нервозным.

Дэйн: Это именно то, вне всякого сомнения, что все матери делают со своими детьми.

Мэрилин: Только не я! С самого начала я уговаривала Эйвери не заниматься воспитанием детей, ибо боялась, что они станут похожими на своего отца. Мы договорились, что вся ответственность падет на него, если дети станут такими же нервозными, как он.

Эйвери: Так оно и получилось. Они такие же, как и я. Но не могу понять, причем здесь моя мать?

Мэрилин: Ну, и как я все это им объясню?

Дэйн: Как можно мягче. Вначале была Глория, которая развила нервозность у Эйвери, который, в свою очередь, воспылал нервозной любовью к своей матери.

Кейт: Через некоторое время появилась Эйнджел.

Эйнджел: Конни.

Кейт: Извини, — Конни.

Мэрилин: Что ещё?

Дэйн: Вполне очевидно, что она дала ему ещё что-то. Но что? Любовь? Внимание? То в чем он нуждался или был способен принять?

Уинни: Ты почему-то выпустила из внимания мать, которая была способна дать ему всё это.

Кейт: Знать, когда отпустить, это тоже составная часть любви.

Эйнджел: И если ты не знаешь когда отпустить, тогда твои дети сами почувствуют этот самый момент.

Дэйн: И как определить этот момент?

Эйнджел: Я говорила, как ребенок, а не как родитель.

Уинни: Эйнджел, перестань выставлять себя.

Эйнджел: Выставлять что?

Уинни: Да, всё: твои взгляды, твою энергию, твой ум и, особенно, твои годы. Во всяком случае, если хочешь остаться нашим другом.

Мэрилин: Молодость сама себя выставляет, Уинни. Эйнджел не виновата, что она молода и красива.

Дэйн: Этот тема наводит тоску. Давай, перейдем обратно к разговору об Эйвери.