Одевая эпоху - [53]

Дневные платья от Поля Пуаре, 1911

Летний ансамбль от Поля Пуаре, 1911

Весь Париж был оповещен. В итоге на лекцию пришли человек тридцать, включая одного священника, который в конце потребовал от лектора объяснений: «Почему и с какой стати вы занимаетесь всем этим? – спрашивал он. – Что вы можете знать о бескровной жертве, приносимой во время мессы? Разве вы когда-нибудь ходили на мессу?»

Макс Жакоб, нисколько не уязвленный, но всегда готовый съязвить, не замедлил с ответом: «Что вы, отец мой, как только у меня в кармане появится монетка, я тут же иду с ней на мессу…»

XIV. Война

Я всегда терпеть не мог военных, не столько за их дурное обращение со мной, сколько за то, что из-за них я потерял очень много времени. В общей сложности, включая войну, службу по призыву и регулярные двадцативосьмидневные сборы, я был солдатом почти шесть лет, причем в лучшие годы жизни, когда напряженная деятельность могла бы принести мне наибольшую пользу. И потом, у меня от природы критический ум, я привык скорее командовать, нежели подчиняться, и всегда считал военных людьми посредственными и плохо справляющимися со своими обязанностями, даже во время победы, хотя я люблю свою страну и вид французского флага иногда трогает меня до слез.

Вот почему эти страницы не проникнуты воинственным духом, какой подобает солдату великой войны. Увы, моя роль в этих событиях была скромной и незаметной, а мои героические приключения, о которых я попытаюсь рассказать, могут лишь вызвать улыбку.

За два месяца до войны я поехал по торговым делам в Германию. И там получил повестку, согласно которой должен был срочно явиться для прохождения военной подготовки. Я пошел к французскому консулу в Кельне и попросил его сообщить военному начальству, что я вернусь только через месяц. Так обычно поступают в подобных случаях. Консул обещал выполнить мою просьбу, однако не сдержал обещания. Вероятно, в тот момент у него были дела поважнее. Когда в начале июля я вернулся в Париж, ко мне пришли два человека специфической наружности и выразили желание побеседовать со мной без свидетелей. Как только мы остались втроем, один из них сказал, что у него приказ задержать меня, и достал из кармана наручники: «Я пришел арестовать вас. Надеюсь, проблем не будет». Я расхохотался ему в усатую физиономию и ответил, что не знаю за собой никаких преступлений, я абсолютно чист перед законом, но тем не менее согласен следовать за ним, если он возьмет такси за мой счет.

Четверть часа спустя мы оказались в Консьержери, где меня обмерили, сфотографировали, записали приметы и сняли отпечатки пальцев. После всех формальностей меня отправили в Дом инвалидов, где находилась военная комендатура, и заперли вместе с уклонившимися от прохождения службы. Оглядев своих товарищей по несчастью, я подумал, что они не внушают особого доверия, а жандарм с огромным ключом на поясе не желал нести ответственность за случайно оказавшиеся при мне 10 000 франков. Он сказал: «У меня тут только ящик стола, запирающийся на ключ. Я не буду хранить ваши деньги и доложу о них коменданту!» Он отправил дневального с этим поручением, и через четверть часа дверь открылась, и я вышел на свободу. Остальные задержанные ехидно улыбались, наверно, глядя на мою соломенную шляпу и желтые ботинки, они подумали: «Еще один толстосум со связями».

Заместитель коменданта удивился, когда узнал, что я нахожусь в камере, приняв мой арест за недоразумение. Он предложил временно освободить меня с условием, что я вернусь по первому требованию, и я конечно же согласился.

В тот же вечер я отправился в Бретань, в Керфани, где проводила лето моя семья. Я взял там в аренду три виллы и даже отель, то есть практически всю деревушку, чтобы быть уверенным, что кругом не будет посторонних и моих гостей никто не побеспокоит. У меня тогда жили один венский художник с семьей и писатель Роже Буте де Монвель, брат великого портретиста. Шли дни, я уже начал наслаждаться отдыхом. Однажды я отправился рыбачить в море и наловил громадное количество скатов и лангустов. Вернувшись домой, я узнал об убийстве Жореса[278], мы опасались, что вечером будет объявлена всеобщая мобилизация.

Страница из сборника «Крошка Поль на отдыхе», 1914

После обеда я решил прогуляться в соседнюю деревню и, едва придя туда, услышал набат. Вскоре на улицах появились крестьяне с вилами на плече, вернувшиеся с полей. Встречаясь друг с другом, они говорили:

«Ну что же, пойдем проведаем Вильгельма!» Женщины стояли на пороге своих хижин и плакали. Аптекарь, мэр и граф де Бомон вели тихий, серьезный разговор.

Возвратившись в Керфани, я велел сложить чемоданы и приготовить автомобиль, надо было выезжать немедленно, не дожидаясь утра. Я сказал гостю из Вены, что забираю его с собой в Париж. Он ответил, что у него сломался велосипед. «Вы не поняли, – сказал я. – Австрия объявила войну Франции. Вчера мы были друзьями, сегодня все изменилось.

Я, как француз, буду воевать против Австрии и не могу при этом держать у себя дома австрийца. Я забираю вас в Париж, и вы станете первым в списке военнопленных». Я вел себя с ним вполне корректно, только попросил сесть на переднее сиденье, рядом с шофером, а утром, приехав в Париж, передал военному коменданту, который заключил его под стражу. Затем я собрался, надел форму, попрощался со своим Домом моды, закрывшимся на неопределенное время, и служащими, оставшимися без работы. Многие из них плакали, провожая меня на вокзал. Прибыв в Лизье, в расположение моей части, я вручил военный билет капралу, который принимал резервистов. «A-а, уклонившийся, – сказал он. – Пятнадцатая рота, здание слева». Я стал объяснять, что я не уклонялся от службы и могу это доказать. Вскоре придет письмо от консула и т. д. и т. п. «А мне плевать, – ответил он.—