Одержизнь - [177]

– Здравствуйте, – вздыхает Жиль, раздосадованный тем, что его отрывают от дела.

Бастиан собирает разложенные по столу исписанные листы в папку, указывает мальчишке на лежащую рядом на скамье куртку:

– Одевайся, поехали.

– Куда?

– Тебя семья заждалась. Ещё с обеда. Вероника аж ко мне пришла просить, чтобы я за тобой съездил. Не стыдно?

Жиль прикусывает губу. Стыдно. Веронике лежать надо. Перенос их с Ксавье будущего ребёнка в инкубатор Сада прошёл не совсем гладко, и врач прописал Веро неделю постельного режима с холодом на животе. А она из-за него встала.

– Я забыл, что должен приехать, – признаётся мальчишка и торопливо сообщает: – Зато кое-что вычитал. Вы знали, что Орба два? И русло нашего искусственно изменено?

Бастиан пожимает плечами, по лицу видно, что ему абсолютно не интересно, что там вычитал Жиль в старых пыльных томах.

Подросток складывает библиотечные книги в аккуратную стопку, быстро надевает куртку, хлопает ладонью по плечу. Сури мгновенно прыгает на него со стола, устраивается, как воротник. Большой такой коричневый воротник килограммов в пять.

– Ключи завезти надо, – сам себе напоминает Жиль. – Заедем?

Бастиан кивает и первым покидает библиотеку.

На улице льёт дождь. Холодный, прямой, как струи душа. Он только начинал накрапывать, когда Жиль возвращался из Третьего круга в Собор. Мальчишка ныряет в электромобиль, усаживается сам и снимает с шеи кота.

– Месье Каро, у моих там ничего не случилось? – беспокоится он.

Бастиан, сидящий рядом с водителем, оборачивается, награждает Жиля недовольным взглядом:

– Рад, что ты спросил. Последний раз ты интересовался делами своей семьи…

– Да. Дней пять назад. И да – мне стыдно. Я слишком многое стал забывать. Я знаю, что так нельзя, – говорит Жиль, опережая собирающегося сказать то же самое Бастиана. – Советник должен обо всём помнить. Забота о людях – превыше всего.

– Вот именно. Тренируйся на родных, юная бестолочь. Пока у тебя плохо получается. Зато я готов спорить, что ты помнишь точно, по каким адресам искал сегодня свою японку в Третьем круге. Молчи! – рявкает Бастиан, видя, что Жиль хочет возразить. – Хочешь найти свою девку – не бегай за ней сам. Поручи другим.

– Канселье? – хмыкает Жиль в сторону.

– Отличный способ перепугать целый квартал, молодец! Не привлекай полицию туда, где она не нужна.

– А мне некого больше просить.

– Ладно, мы с Мицуко сами её найдём. Пусть это будет подарок, – отвечает Бастиан, скрыв зевок за ладонью.

– Какой ещё подарок? – настораживается Жиль, но ответа так и не получает.

К восьми вечера они приезжают в Ядро. Бастиан высаживает Жиля возле особняка Бойер, сам стоит у машины и смотрит, как мальчишка бежит под дождём к крыльцу, пряча под курткой кота. У двери Жиль оборачивается, машет Каро рукой и напоминает:

– Утром в семь на КПП!

В прихожей темно и тихо. Сури взбирается на плечо, чирикает, запуская когти в плотный материал куртки хозяина.

– Эй! – окликает Жиль, сбрасывая у двери ботинки. – Я приехал!

Свет включается так резко, что мальчишка отшатывается, прикрыв глаза.

– Ура-а-а-а-а! – кричит Ронни и свистит, сунув пальцы в рот.

Они встречают его все: бледная, но очень счастливая Вероника, Ксавье, на руках которого гордо восседает Амелия, Ронни, одетая в тёплое платье до колен, Ганна, вытирающая о фартук испачканные чем-то белым пальцы.

– С днём рождения, Жиль! – кричат все наперебой, девочки хлопают в ладоши и радостно смеются.

Они обнимают его – растерянного, сконфуженного, напрочь забывшего о датах. Кот, коротко чирикнув, ретируется под стол. Жиль прижимает к себе то худенькую, пахнущую кремом на травах Веронику, то Ксавье – такого непривычно домашнего, одетого в мешковатую рубаху и тёплые брюки. Путается в десятках тонких косичек няни, ловит и целует в буйные рыжие кудри неугомонную Амелию, подмигивает моментально покрасневшей Ронни. А у самого на душе тяжело, и он уже не пытается понять почему. Хватается за чувство дома, в котором его ждали.

– Идём скорее! – тараторит Амелия, стаскивая с Жиля мокрую куртку. – Мы тебе приготовили столько вкусного! В Англии такого не было, да, Ронни? Мы все вместе готовили! И даже мама!

Жиль выходит из прихожей последним. Гасит свет, оборачивается, чтобы позвать Сури… и никак не может отделаться от мелькнувшего видения: стоящей в конце коридора невысокой девушки с полотенцем на мокрых волосах.

«…если ты это читаешь, значит, что-то между нами нехорошее произошло. Знаешь, я всегда этого боялся. Что мы поссоримся. Потому что я не умею мириться. Так получилось, что я не умею ссориться – и мириться, получается, тоже.

Я иногда думал о том, как мне быть, если между нами что-то случится. Раньше – иногда. А когда мы покинули Азиль – чаще. Просто потому, что ты стала реальной. Ты, о которой я мечтал так давно, стала близкой и настоящей. И я стал задумываться. Как лечить тебя, если ты вдруг заболеешь. Как готовить для тебя еду (я до сих пор не умею, но я научусь, обещаю!). Где нам жить. И как вести себя, когда мы поссоримся.

И я придумал. Мне кажется, это единственно правильное, которое можно сделать, когда наступает разлад с самым дорогим на свете человеком. Я подойду, возьму тебя за руку. У тебя такие красивые ладони, Акеми. Округлые, как у ребёнка. У Амелии такие ладошки. Лечебные. Ты знаешь, что вы меня обе лечите? Амелия умеет убирать боль, когда у меня щёку дёргает. А ты одним прикосновением забираешь из меня всю грязь и отраву этого мира, которая оседает внутри раздражением и агрессией. И я снова чувствую себя здоровым и счастливым.